Кинжальщики. Орден низаритов без легенд и мифов - Вольфганг Викторович Акунов

с противником, казавшимся непобедимым. С монголами, без колебаний применявшими «массовидный» (как сказал бы вождь мирового пролетариата Владимир Ильич Ульянов-Ленин) террор и сметавшими со своего пути противников, обладавших неизмеримо большими ресурсами, чем низариты. Перед лицом многократного превосходства монголов, подчинение им вполне могло представляться приемлемой главе «мульхидов» и его умудренным куда большим жизненным опытом, чем молодой имам, единомышленникам (о чьих советах вождю низаритов, несомненно, повлиявших на его поведение, не следует забывать) стратегией выживания. Главной ошибкой (и главной виной, если не главной бедой) Рукн ад-Дина было незнание им менталитета, образа мыслей своих монгольских неприятелей, всецело «заточенных» на искоренение возглавляемого имамом орденского братства. В извинение имама низаритов можно лишь сказать, что он был не первым и не последним военно-политическим лидером в истории, сделавшим эту ошибку, ставшую для него роковой.

Приговор, произнесенный «задним числом» некоторыми позднейшими историками над имамом Рукн ад-Дином был крайне суровым. Его именовали жалким трусом, послужившим причиной гибели собственного отца, а затем повелевшим казнить убийцу этого отца без суда и следствия, чтобы не дать тому возможности разоблачить истинного виновника убийства, и сжечь детей убийцы вместе с трупом их казненного родителя, чтобы они не стали мстить ему, когда вырастут. Малодушным капитулянтом, отказавшимся от власти без всякого сопротивления и окончившим свою ничтожную жизнь самым недостойным образом. Явившимся с повинной головой в ставку монгольского хана и ведшим себя при этом крайне подло и низко. Слезно клявшимся, что якобы хотел сдаться монголам уже давно, но не делал этого, опасаясь фанатизма своих собственных подданных. Дойдя тем самым до предела падения, фактически надругавшись над верностью и предав память своих единоверцев, не щадивших ради него своих жизней в борьбе с монголами (хотя он, их имам, им в этом нисколько не помогал), а лишь мешал. И так далее, и тому подобное…

Что тут скажешь? Справедливость многих выдвинутых против имама Рукн ад-Дина обвинений трудно отрицать, но столь же трудно отрицать и тот несомненный факт, что Рукн ад-Дин (каким бы подлецом и мерзавцем он ни был – а его «облико морале» был и впрямь далек от безупречности) в конце концов «сломался» под натиском враждебных сил, столь мощных, что противостоять им он был попросту не в состоянии. «Сила солому ломит», как гласит русская народная пословица…

Геноцид (или этноцид, как кому больше нравится[35]), учиненный монголами низаритам, был отнюдь не последней и отнюдь не величайшей массовой резней, учиненной монголами в Иране. Да и не только в нем одном. Аббасидские халифы столетиями выживали в своей багдадской резиденции, нередко представляя собой не более чем марионеток в руках буидских, сельджукских или азербайджанских «закулисных кукловодов», но, тем не менее, сохраняя огромное символическое значение для всего исламского мира как «предводители правоверных». Прочно завладев Ираном, монголы решили нанести с иранского плацдарма смертельный удар Аббасидскому халифату. Они предъявили багдадскому халифу аль-Мустасиму явно невыполнимые требования, которые халиф, естественно, отверг. В 1258 году хан Хулагу двинул на Багдад – центр «дар-аль-ислама» – многочисленное монгольское войско, насчитывавшее в своих рядах немало христиан, дабы силой принудить строптивого халифа к покорности. Навстречу монголам халиф направил свои войска, которым, однако, в силу своей вошедшей в пословицу скупости, давно не выплачивал жалованья (хотя владел несметными сокровищами), что, естественно, ослабляло боевой дух наемников халифа. Монголы притворно отступили, предварительно построив дамбы вдоль стратегически важных рек, расположенные в тылу преследовавших отходящих монголов халифских войск. В нужный момент плотины были разрушены, и скопившиеся речные воды разлилась в тылу у воинов халифа, отрезав им пути отхода. Ратники «предводителя правоверных» оказались в положении мышей, попавших в мышеловку. Монголы изматывали их непрерывными нападениями, пока всех не перебили. Тем самым Багдад был отдан на милость монголов.

Монголы приступили к осаде «Богом данного» города. Малодушному халифу представлялось, что эта осада будет не слишком долговременной. «У страха глаза велики»… Аль-Мустасим предал себя в руки монголов (поддавшись уговорам подосланного к нему монгольским ханом «энциклопедиста» ат-Туси). Этим трусливым поступком «предводитель правоверных» продлил свою жизнь ровно настолько, чтобы стать очевидцем ужасного конца Багдада, сердца исламского мира на протяжении долгих столетий. Взяв эту «жемчужину Востока» приступом в 1258 году, монголы учинили в нем ужасающую по масштабам и зверству «кровавую баню». Схваченных «муслимов» убивали или продавали в рабство. Монголы пощадили лишь багдадских христиан, молившихся о спасении в своих церквях. «Несущие смерть Чингисхана» сыны проявили к ним милосердие из уважения к христианской вере – ведь христианскую веру в ее несторианском варианте исповедали многие монголы – вплоть до представителей высшей знати, включая жену самого хана Хулагу. На одной из залитых кровью багдадских улиц монгольский воин обнаружил сорок беспомощных младенцев, лежавших рядом со своими убитыми матерями. Монгол убил и их (из милосердия, желая таким образом избавить крошек от голодной смерти)…

Когда было вырезано все населения Багдада, настал черед умереть и халифу. Хулагу разместил свою ставку в селении, расположенном на таком удалении от дымящегося Багдада, чтобы до него не доходили горький запах дыма и невыносимое зловоние от многих тысяч (или, может быть, десятков тысяч) разлагающихся под палящим иракским солнцем трупов (видимо, не разделяя мнения, что «вражеский труп всегда хорошо пахнет»). К хану привели аль-Мустасима. Если халиф надеялся, что монголы его пощадят, то очень скоро оставил всякую надежду на пощаду. У монголов было принято казнить осужденные на смерть монаршие персоны (даже если речь шла о неприятельских монархах) без пролития крови. И Хулагу избрал для аль-Мустасима такой бескровный вид казни. Последнего аббасидского халифа Багдада, а также его старшего сына, плотно замотали в войлочные покрывала (или ковры), по которым затем пустили вскачь сотни лошадей. Халиф с наследником погибли под конскими копытами. Никто из монгольского войска не мог быть обвинен в убийстве последних Аббасидов[36].

При известии о взятии и разрушении Багдада весь мусульманский мир испытал очередной шок, поскольку осознал, что должен бороться за выживание исламской религии и культуры (неясно, знали ли ближневосточные и ифрикийские «муслимы» о мусульманах, пошедших в услужение к монгольским поработителям в Средней Азии и Иране). Особенно острым было ощущение опасности у мусульман Сирии, чувствовавших (с полным на то основанием), что скоро настанет их черед испытать на себе остроту монгольского меча. А уж тем более – у сирийских низаритов, потрясенных утратой Аламута и большей части низаритских владений в Иране. За исключением периода правления Синана, низариты Шама всегда устремляли свои взоры к Аламуту, как традиционному центру верховной власти «батинитского» движения. После падения иранского «Орлиного гнезда» сирийские «мульхиды» остались без верховного