Герои Аркаира - Владимир Павлов

После полудня вновь загремел засов. Она подумала, что пришел следователь. В глубине души теплилась мысль, что ее отпустят. В конце концов, она не совершила ничего непоправимого. Наоборот, спасла Щена и других механиков. Да, могла попытаться пристрелить Джофа, но не сделала. В этом виновата. Но если они сомневаются в ее преданности, пусть дадут возможность искупить преступление в бою!

Кара ждала следователя, но вместо него пришел судья — седовласый печальный коротышка с красным не то от постоянного насморка, не то от выпивки носом, с которым неплохо сочеталась красная мантия. Кара знала, что в таких мантиях выносят приговоры. Коротышка действительно принес приговор. Ничего не спрашивая, развернул свиток, печально посмотрел на девушку и зачитал короткий текст.

«Военным судом Аркаира Кара Этна признана виновной в грубейшем нарушении устава Гильдии механиков и помощи врагу. По закону военного времени Кара Этна приговаривается к смерти. Приговор обжалованию не подлежит и должен быть приведен в исполнение в течение суток с момента оглашения».

Сердце Кары провалилось в пустоту, словно она попала в воздушную яму и летела вниз на бесполезном крыле. Судья печально посмотрел на нее:

— Извини, девочка. Время сейчас такое. Зачем же ты так?

Слова прозвучали так проникновенно, что Каре на мгновение стало стыдно, что она не вовремя нарушила закон.

— Погодите! Это ошибка! Со мной говорил старший офицер Трон. Я все рассказала. Я не шпионка… Я крылатая. Я могу воевать…

В возбуждении она схватила судью за рукав, но тот отмахнулся и повторил сурово:

— Время такое. Война. Я огласил приговор военного суда. Сама виновата — врагу помогла.

Судья развернулся и вышел. Засов лязгнул, как затвор огнедыха. Кара в оцепенении еще долго стояла у двери. Затем ее затрясло, из груди стало что-то рваться наружу. Она подумала, что ее тошнит, но это оказались лишь рыдания, которые она пыталась сдерживать. Отбросив уже неуместный стыд за свою слабость, она расплакалась, горько и безутешно.

Последний раз она плакала так сильно еще маленькой девочкой, когда умерла мать. Кара помнила, как ею овладело чувство безысходности и вселенского горя, она плакала от обиды и бессилия. Мать исчезла навсегда. А теперь и сама Кара исчезнет. Она не боялась смерти, когда летала под облаками, но на земле, в тесной вонючей камере, страх неожиданно овладел ею и начал забавляться, как самый изощренный палач, упиваясь бессилием своей жертвы.

Под вечер, когда слез у Кары уже не осталось, к ней заглянул тюремщик, принес положенный приговоренному ужин. От запаха еды Кару вывернуло наизнанку. Тюремщик подождал, пока она проблюется, дал выпить воды из жестяной фляги. Вода была теплая и кислая от привкуса блевоты, но Кара с жадностью осушила флягу до дна.

— Не надо бояться. Подумай лучше о чем-нибудь хорошем.

Кара подняла на него заплаканные глаза. Тюремщик, как и судья, годился ей в отцы. Он смотрел сочувственно, разве что сопли не подтирал.

— У тебя остались родные? Я могу передать весточку.

Кара покачала головой. Она давно осталась одна.

— А друзья?

Друзья? Она с удивлением поймала себя на мысли, что у нее много знакомых, но почти нет тех, кого можно назвать друзьями. Вечный приятель-соперник Кирк, наставник-собутыльник Грув, подруга-ученица Эльни, только собирающаяся стать подругой Лина и не попадающий ни под какое лекало Джоф. Может быть, появись сейчас возможность лично объясниться с ними, пожелать что-то, она бы согласилась, но говорить через незнакомого человека, не хотела. Он не поймет, а значит, не сможет передать ее чувства и напутствия, только пустые ничего не значащие слова, извинения и сожаления.

Кара вновь покачала головой. Тюремщик печально вздохнул.

— Когда? — глухо спросила она.

Он помедлил:

— Завтра утром. Будить в ночи не принято, но и тянуть не станут. Дантарцы «Небесного вестника» уничтожили. У них оружие какое-то страшное, сокрушители от него падают, как подбитые голуби. Король Ар-Кан с Железным Канцлером оказались заодно. Кто бы подумал! Дворец к обороне готовится. Скорее всего, десант высадят, а может, сначала бомбить станут.

Кара все поняла: завтра здесь могут быть солдаты врага, поэтому всех их пособников нельзя оставлять в живых. Сейчас никому нет дела до того, почему она помогла Джофу. Друг твоего врага — твой враг. Жернова войны завертелись, готовясь раздавить сотни, тысячи людей. Выходит, она обменяла свою жизнь на жизнь Джофа. Глупо, несправедливо…

Тюремщик еще что-то говорил про настроения в городе, отряды самообороны, мародеров, беженцев, но она уже не слушала. Он воспринял ее молчание по-своему.

— Ну, и правильно: чего переживать. Завтра многие из нас погибнут. Может, и хорошо, что ты не увидишь. Ты же явно не этого добивалась, когда своего парня спасала. По-своему ты правильно сделала. Небесный Механик тебе судья.

Кара уставилась в голую шершавую стену. Она понимала, что так не надо было поступать, но сделать ничего уже было нельзя.

Тюремщик хотел уйти, но Кара бросила ему в спину:

— Как… это будет?

Он ответил сразу, видимо, хотел быстрее закончить неприятный разговор:

— Выведут во двор, мешок на голову. Обычно вешают, но сейчас военное время: поставят к стенке и из огнедыха в сердце. Это лучше, чем в петле болтаться. Мучиться не будешь.

После тюремщика ее навестил священник храма Пятой стихии. Когда он появился на пороге, аккуратный и одухотворенный, умудренный годами, но подтянутый и свежий, Кара обрадовалась. Истинной последовательницей она не была. Молилась, иногда ходила на службы, но в глубине души ей казалось, что она слишком суетна, что просветление наступит позже, например, в старости, когда она постигнет неотвратимость смерти. И вот она на пороге. Остается лишь шаг. Кто, как не священник, протянет руку, подберет нужные слова.

Священник пришел. Кара затрепетала. Она надеялась, что он скажет что-то важное, откроет сокровенную тайну, задаст вопрос, после которого все в ее жизни станет на свои места, она поймет, что нет смысла переживать и печалиться. Она ждала…. ничего не произошло. Священник задал дежурные вопросы про веру, долго и нудно говорил про великую тайну эссенто, которую не дано понять живым, но которую Кара познает, оказавшись по ту сторону занавеса. Он предложил помолиться вместе: взял ее за руку, закрыл глаза и зашептал молитву, даже не интересуясь, молится ли она вместе с ним. Кара даже не поняла, было ли ему жалко ее, стыдно за нее, или ему было все равно. Он ловко прятал чувства под маской высокомерия и таинственности. Кара почувствовала себя обманутой.

После ухода священника девушка вновь осталась одна. Спать она не собиралась: обидно провести последние часы в черной пустоте.