Вооружение Одиссея. Философское путешествие в мир эволюционной антропологии - Юрий Павлович Вяземский

спросите: а где же в этой метафоре Потребность? Отвечу: Потребность – это народ в целом, совокупная нация; в отдельных психических движениях она лишь заявляет о себе, но давление оказывает, объединяясь в группы, прослойки, партии, классы, «автономные комплексы» Юнга. Пока они недовольно перешептываются у себя по слободам, сладить с ними нетрудно. Но когда собираются вокруг Лобного места, когда, сметая волевую охрану, врываются в Кремль, взбегают на Красное крыльцо и ломятся в двери царских палат, требуют, угрожают… Против части народа правитель может воевать. Но воевать против всей нации, подавляя все потребности, которые возникают в народе и в государстве… Помилуй, Боже, того, кто на это отчается. Но знаю, не помилует…

Впрочем, если вы устали от политики и моя политическая метафорика вас коробит, предлагаю заменить ее другой, мифологической.

Триединый антропоноумен лучше ни с чем не сравнивать, хотя он и тварный. Потребность мы уже сравнили с платоновской богиней Ананкой (§ 146). Волю – с Фелимой48. Сознание пусть будет Гермесом. В предсознании пусть подвизаются юный, дерзкий Прометей (сверхсознание) и старый, опытный, осторожный Эпиметей (подсознание). Бессознательное пусть формируют боги-потоки, боги-реки, безвидные и многочисленные у Гомера и Гесиода.

§ 156

Бессознательное. О нем мы теперь очень многое можем сказать. И прежде всего то, что бессознательное лежит за пределами вербального сознания и мы о нем ничего достоверно сказать не можем. Это та психическая «terra incognita», откуда в наше сознание приходят и куда уходят многие – если не все – психические содержания.

Как подчеркивает Карл Густав Юнг, многие ученые и философы отрицают сам факт существования бессознательной психики49. Но поскольку в двадцатом веке таких отрицателей становилось все меньше и меньше и все больше ученых и философов писали, говорили, учили о бессознательном, предлагаю в этом объеме исследовательской «изреченной лжи» очертить то, что представляется наиболее продуктивным для дальнейшего исследования и изречения.

Разберемся сперва с топикой бессознательного.

На нашем рисунке психических структур (см. § 1526) мы видим две сферы, точнее, два сегмента бессознательного, внешний и внутренний. Для этого размежевания у меня есть три основания. Первое – эволюционное50. Второе основание – психическое, вернее, психографическое. Вчитайтесь внимательно в сочинения Фрейда, Юнга, Бергсона, и вы заметите, что они так или иначе, явно и скрытно подразумевают наличие двух видов бессознательного: поверхностное и внутреннее «я» Бергсона51, фрейдовское «Я», которое одновременно находится на поверхности психического и составляет бессознательное «ядро Я» (см. § 134в). Даже если это подразумевание мне только померещилось, для разделения бессознательного я имею еще третье основание: разграничив действия Потребности и действия Воли, я тем самым обрек себя на различение двух видов бессознательного: потребностного и волевого. Топически последнее удобнее представлять внешним, а первое – внутренним, коль скоро волевой «анод» мы условно расположили на поверхности психической сферы.

Замечу, что разделение это весьма условно и в принципе бессознательное едино, но оно менее едино, чем потребностно-волевая трансценденция, и более едино, чем функциональное деление предсознательного на подсознание и сверхсознание. Будучи пограничьем феноменального психического по отношению к ормической трансценденции, бессознательное в меньшей степени подвергается феноменальной трифуркации. По отношению к троякому сознанию и двоякому предсознанию бессознательное выглядит динамическим единством, но по отношению к биотрансценденции оно должно быть двойственным.

Функциональное единство бессознательного выражается в том, что (а) бессознательное составляет большую часть нашей психики;

(б) бессознательное, по сравнению с другими структурами, теснее всего связано с ормической трансценденцией и, с этой точки зрения, представляет собой не только психическое (отсюда частое неразличение «инстинктов» и «психических процессов» у Фрейда и Юнга);

(в) бессознательное психически первично по отношению к сознательному, на что указывал еще Фихте, – оно очень часто замыкается в самом себе, в то время как всяческое сознательное когда-то было бессознательным, прошло через бессознательную фазу оформления;

(г) именно в бессознательном происходит первичное восприятие не только потребностных и волевых импульсов, но и многочисленных и разнообразных воздействий, поступающих к нам из внешней среды.

Функциональная двойственность бессознательного проявляется в том, что одна часть его подчинилась Воле и находится с ней в теснейшем взаимодействии, а другая часть приняла сторону Потребности, активно или пассивно противостоя волевым решениям.

Волевое бессознательное прежде всего содействует в удовлетворении многоразличных потребностей, безоговорочно (то есть без участия более высоких психических структур) принятых волевым движением, от элементарной, так сказать, вегетатики до сложнейших безусловных рефлексов. Следуя установке Воли, волевое бессознательное прежде всего ориентировано на внешнюю среду; оно «отражает» внешний мир намного быстрее и точнее, чем это делают предсознание и тем более сознание. Волевое бессознательное консервативно по своей психической природе и, полагаю, не-эмоционально, ибо к чему эмоции, когда ту или иную потребность можно удовлетворить легко и мгновенно на бессознательном уровне.

Потребностное бессознательное работает на потребности, так или иначе не учтенные Волей. Именно на них оно в первую очередь ориентировано, от них воспринимает свою отрицательную эмоциональную заряженность. Представляется мне, что фрейдовский «страж», или наша Воля, далеко не всегда вытесняет неугодные потребности; некоторые потребности, словно предчувствуя нерадушный прием, сами избегают Волю, но если они оформились в бессознательном, затем через предсознательное стали сознательными и были все-таки отвергнуты и вновь обращены в бессознательное, то эти «отверженные» лишь усиливают свой отрицательный эмоциональный заряд, бунтуют и мстят нашей психике в целом и нашему сознанию в частности соответственно своему поруганному энергетическому статусу.

Если прав Юнг и наше бессознательное «порождает также и творческий импульс»52, в том числе «совершенно новые мысли и творческие идеи»53, то это творческое и новое я бы предпочел отнести именно к потребностному (глубинному, «центральному») бессознательному.

Содержание бессознательного описано Фрейдом и Юнгом. У Фрейда, напоминаю, это всяческое вытесненное, ставшее болезненным комплексом или не ставшее, а также «основа памяти» и «бессознательное существование противоположности» преобладающего возбуждения54. Юнг делит бессознательное на «коллективное» и «личное», причем первое у него более глубинно, а второе – поверхностно. Есть еще «автономные комплексы», которые, скорее, следует отнести к личному бессознательному, но я нигде пока не встречал у Юнга, чтобы он напрямую отрицал возможность существования автономных комплексов в коллективном бессознательном.

Похоже, все это нам тоже придется разделить. Вытесненное, наверное, принадлежит потребностному бессознательному, а то, что было «впущено», – волевому, причем надо иметь в виду, что очень многое из «впущенного» не нуждается в аудиенции с министром-сознанием – полномочные представители Правителя-Воли в своих бессознательных губернаторствах принимают их и зачисляют на работу.

Вероятно, есть два вида памяти: волевая, которая приспособлена к бессознательному удовлетворению потребности, и потребностная, которая представляет собой мятежные арсеналы: там складируются обиды, недовольства, негодования и реваншистские надежды.

Каков «язык»,