Вооружение Одиссея. Философское путешествие в мир эволюционной антропологии - Юрий Павлович Вяземский

особого распоряжения Воли подсознание никогда и внимания не обратит. А сверхсознание, наоборот, весьма чувствительно к различного рода творческим диссидентам. Я ведь не случайно назвал его Прометеем: с детства титан не любил всяких властвующих зевсов и содействовал оскорбленным и униженным.

Я не стал бы, как это делает Симонов, утверждать, что сверхсознание «монопольно принадлежит идеальным потребностям», а «подсознание тяготеет к витальным потребностям»71. Эпиметей и Прометей, как мне представляется, обслуживают все ормологические этажи.

«Функционирование сверхсознания, порождающего новую, ранее не существовавшую информацию путем рекомбинации следов полученных извне впечатлений…»72. Наверное, придется пока согласиться. Но очень хочется предположить, что сверхсознание ориентировано главным образом на «внутреннюю» психическую среду; связь с общественностью» поручена прежде всего подсознанию.

И вообще, какова эта предсознательная информация? Кем она порождается?

В ответ на первый вопрос Симонов предлагает для сверхсознания некие «рекомбинации», «эмоциональное „предчувствие решения“»73, а также чувство красоты и чувство совести. Исполняя блаженного Августина, можно отнести к предсознательному некоторые образы, для которых не всегда можно подобрать адекватное словесное выражение74. Декарт говорит об убедительном ощущении, в котором представляется познанной самая сложная истина (см. § 115). Фрейд описывает целый процесс превращения бессознательного в сознательное через предсознательное. «При работе сновидения, – замечает великий аналитический психолог, – дело, очевидно, заключается в том, чтобы выраженные в словах скрытые мысли перевести в чувственные образы по большей части зрительного характера. Наши мысли как раз и произошли из таких чувственных образов; их первым материалом и предварительными этапами были чувственные впечатления, правильнее сказать, образы-воспоминания о таковых. Только позднее с ними связываются слова, а затем и мысли»75.

Не отвергая ничего из этого тезауруса, я предлагаю ключевым в предсознательном эйдосе считать образ, эйкон, но, по Фрейду, «с остатками слов»76. Вернее будет сказать про предсознательное, что оно подобно двуликому Янусу, один лик которого обращен к нашему сознанию, а другой – к бессознательному. И первый, «сознательный» лик тяготеет к словесности и акустичности, а второй, «бессознательный» – к чувственности.

Но так как в предсознательном мы вслед за Симоновым решились различать подсознательное и сверхсознательное, то мы можем сказать, что сверхсознание содержит интуитивный эйкон, а подсознание – эйкон интенциальный. Обращенный к сознанию подсознательный образ носит в себе остатки слов («эти словесные представления являются остатками воспоминаний»77), а сверхсознательный образ – словесные начатки. Сверхсознательный эйкон имеет творческую природу. Подсознательный эйкон – стереотипен, автоматичен, моторен; «триггер» – сказали бы про него англичане.

Надеюсь, что против греческого слова «эйкон» не будут возражать даже физиологи, которые правое полушарие коры головного мозга называют «иконическим», а ведь именно там Симонов размещает подсознание и сверхсознание (у правшей).

На второй заданный вопрос я предполагаю так ответить: сверхсознание, строго говоря, новой информации не порождает, оно лишь транслирует, преображает и адаптирует к сознательному восприятию некую неизвестную нам информацию, содержащуюся во «внутреннем», «глубинном» потребностном бессознательном. В сверхсознании чувственная интуиция трансформируется в интуицию интеллектуальную, пред-гномическую, интуитивный эйдолон превращается в интуитивный эйкон, смутная чувственная зрительность преобразуется в озаряющую акустическую образность. «…Многие художники, философы и даже ученые обязаны своими лучшими идеями вдохновению, которое внезапно появилось из бессознательного»78, – Юнг описал лишь часть процесса. Симонов дополнил: через сверхсознание. Своим «ночным», не видимым для нас ликом сверхсознание обращено к центральному на нашем рисунке бессознательному, которое меня иногда так и подмывает назвать «сверхбессознательным». Содержатся ли там юнговы «архетипы» и «коллективное бессознательное» – пока не могу сказать. Но все фрейдовское вытесненное, все юнговское «теневое» я предлагаю поместить туда, в глубинное, центральное, ибо там ближе всего к Потребности. Там же я угадываю и ту память, которую для себя назвал «потребностной».

«Ночной» лик подсознания смотрит в сторону внешнего бессознательного. Причем надо иметь в виду, что лик этот лишь для нашего сознания темен; волевое бессознательное, повторяю, прекрасно систематизировано, организовано и освещено – это своего рода гигантский архив, библиотека конгресса, Интернет, если угодно.

§ 158

Сознание. Веками его непомерно превозносили, а затем, когда обнаружили Волю и бессознательное, стали несправедливо принижать. Я хочу сказать несколько слов в защиту сознания.

Прежде всего, эволюционно оно, похоже, самое последнее и высшее достижение психогенеза. «Самым удивительным творением среди всех неслыханных странностей природы» называет сознание Карл Густав Юнг79. Подозреваю, что именно сознание выделило человека из совокупного движения жизни.

Полагаю, я правильно сравнил сознание с министром. Министр – довольно влиятельное лицо, хотя не он управляет государством. Правитель у нас Воля. Но с Волей у сознания существуют весьма тесные отношения: сознание готовит для нее проекты сложных решений, и многие из этих проектов утверждаются. К сознанию Воля обращается в самых ответственных случаях, то есть уважает его компетентность и продуктивность. Складывается впечатление, что Воля заинтересована в сознании больше, чем сознание в Воле: довольно часто сознание живет собственной размыслительной жизнью, не имея в виду принятие каких-либо волевых решений.

Фрейд, который изучал психику главным образом больных людей, похоже, преувеличил давление на сознание такой структуры, как «Сверх-Я». Во-первых, дескать, от «Сверх-Я» ничего не скроешь80. – Да запросто, господа, сплошь и рядом сознание занято тем, что заговаривает зубы, водит за нос, втирает очки своему «Сверх-Я». Неужто никогда не замечали этого за своим сознанием? Во-вторых, нормы, конечно, строги и настоятельны. Но человек редко безоговорочно и строго их соблюдает. В-третьих, все то властное, которое Фрейд сосредоточил в «Сверх-Я», на самом деле распределено и распылено между различными структурами, так что в тиранствующий кулак они собираются, пожалуй, только у невротика.

В нормальном же психическом режиме сознание весьма тесно и дружелюбно сотрудничает со своими секретарем и помощником. Подсознание преданно и предупредительно служит министру. А сверхсознанию психический начальник всегда может сказать: ну это ты, братец, загнул, пойди отдохни, что ли. В любом случае, без сознания сверхсознание ни один важный вопрос даже спроектировать не может; что толку от его интеллектуальных образов, если сознание отказалось их гномически оформить?

Вы помните, что фрейдовское «Я» стремится к синтезу своих содержаний, к установлению гармонии (см. § 134в)? Так вот, эту гармонизацию в психике способно провести только сознание.

Из всех психических структур сознание самое научное. По Симонову, оно формулирует проблемы, отбирает преподносимые сверхсознанием гипотезы81 (я бы уточнил: гипотетические образы). Как заметил Спиноза, в отличие от смутных чувственных идей, идеи сознания всегда ясны и отчетливы (см. § 116).

Сознание художественно в том смысле, что образы внешней реальности оно любит пейзажировать, в то время как, скажем, бессознательное удовлетворяется простой фотографией.

Именно сознание стремится к самосознанию, самопознанию. Рефлексивное самоуглубление, которое Лейбниц называл «апперцепцией», именно в сознании происходит, вернее, с него начинается. Разум