Дракон из черного стекла - Джим Чайковски

Все еще связанная с ним кровью и прикосновением, Никс углядела у него внутри слабое золотое свечение. Этот мерцающий след был всем, что осталось от золотого уголька Хагара. Только теперь это сияние стало ярче и как будто поднималось, подобно нагретому воздуху – словно золотое тепло стремилось вырваться из холодного тела Даала.

Он пошевелился.

– Что за?..

– Тс-с!

Никс боялась спугнуть то, что видела – или разрушить иллюзию.

И тут это золотое свечение вдруг заклубилось облаком, становясь то ярче, то темнее. Потом это облако разделилось на две вытянутые половины, на одной из которых проявились довольно четкие светлые и темные полосы. Вторая, все так же вихрясь, превратилась в некое подобие длинного звериного тела с остроносой головой, из макушки которой извергались два высоких золотых фонтана.

Никс узнала этот силуэт.

– Дхельпра…

Даал все еще мутным взглядом недоуменно огляделся по сторонам.

Никс изо всех сил пыталась понять, что это может значить. Представив себе пещеру за троном Дрёшры – место последнего упокоения возлюбленного бронзовой королевы, – она вспомнила, что последним, что там увидела, была юркая дхельпра, с ее полосатым хвостом и длинными ушами, пристроившаяся у крыльев увядшего короля. Исполнив свой последний долг, та излила свой дух – улетучилась, на миг проявив себя в фантоме обуздывающего напева, – прежде чем окончательно исчезнуть во тьме. Никс тогда думала, что это было своего рода прощание, последний акт, отмечающий окончание долгого бдения. Но это могло быть и чем-то большим…

Чем-то вроде последнего послания.

От Дрёшры.

Внедренным обуздывающим напевом в ее спутницу.

Хотя Никс и подозревала, что между всеми тремя – Дрёшрой, дхельпрой и манкраем – существовала куда более тесная связь, некое слияние цели и духа, сформировавшееся за время долгого совместного бдения. Как бы то ни было, она приняла это послание близко к сердцу.

Догадываясь, о чем ее просят, Никс потянулась к золотой дхельпре и использовала нити обуздывающего напева, чтобы мягко разорвать последние путы, связывающие ее с Даалом. Он слегка охнул – скорее даже тихонько вздохнул.

Как только дхельпра была освобождена, Никс знала, куда ее нужно доставить. Там, в той пещере, этот сияющий дух – после того, как излился из своего тела – переместился в другое: в темную гору своего павшего короля.

Теперь Никс и сама последовала в том же направлении. При помощи сети из обуздывающего напева она перенесла золотую сущность уголька в Баашалийю. А потом с мольбой на устах забросила дхельпру обратно домой, в изумрудный погребальный костер – последнее пламя великого сердца.

И в этот момент золото вспыхнуло ярким солнцем, которое продержалось еще несколько мгновений, в то время как откуда-то издалека донесся еле слышный заунывный вой, словно зовущий кого-то домой.

А потом это солнце рассыпалось само по себе, погасив изумрудный огонь. Хотя исчез он и не весь, оставалось надеяться, что этого было достаточно. Может, это было последнее послание живым – касательно того, что некоторую часть ярости никогда не получится сокрушить полностью, с нею можно лишь просто смириться.

Как бы там ни было, перед Никс засияло новое золото, теплое и знакомое.

– Баашалийя…

Даал приподнялся на локте – все еще слабый, все еще дрожащий от холода, но живой – и хрипло прошептал, огромными глазами уставившись на Баашалийю:

– Он вернулся…

Никс придвинулась ближе. Баашалийя расслабленно покачивался, все еще с трудом устраиваясь в своем собственном теле. Она потянулась к его голове, и он подался навстречу ее прикосновению. Никс напевала, ободряя его, и слезы облегчения струились у нее по щекам. Баашалийя тихонько попискивал в ответ, его золото сияло все ярче. Он попытался переступить с лапы на лапу, но мешали загремевшие цепи. Боль от кровавых ссадин, оставленных железными кандалами, вызвала еще более пронзительный писк.

Попытавшись расправить крылья, Баашалийя лишь обнаружил, что они крепко связаны. Вспыхнувшая паника заставила изумрудные угольки разгореться чуть ярче. Никс быстро притянула его башку к своей груди и потрепала за уши.

– Ничего тебе здесь не грозит… – прошептала она ему, продолжая утешающе напевать.

И как только ощутила, что сердцебиение у него замедлилось, а изумрудное сияние угасло, опустилась на колени и выдернула из кандалов стопорные штыри, чтобы освободить его от пут. Цепи со звоном упали на пол.

Когда она встала, Даал, спотыкаясь, подошел в ней, все еще ослабевший, но уже понемногу оправляющийся. Свою укушенную руку он успел перевязать оторванным краем рукава.

– Давай помогу.

Никс хотела, чтобы Даал еще немного отдохнул, но он принялся развязывать узлы, удерживающие кожаные веревки. Она взялась за другую сторону. Когда веревки упали, Баашалийя встряхнул крыльями, разминая их.

Никс оттащила Даала назад, понимая желание своего брата избавиться от боли и напряжения. Как только они оказались на почтительном расстоянии, Баашалийя широко расправил крылья, опустив их к полу, и опять принялся переминаться на лапах.

Даал подошел к ведру с водой и отнес его Баашалийе, к которому просто на глазах возвращались силы.

– Что тут происходило? – наконец спросил Даал. – После того, как он меня укусил?

Никс рассказала ему о противоядии, скрытом в ней, о силе своей чистой крови.

Даал потер тыльную сторону ладони.

– Я помню тот ожог в пещере Дрёшры… – Он бросил взгляд на Баашалийю. – А как насчет того яда, что поразил его? Выходит, противоядие от этой отравы я все это время носил в себе?

– Я практически уверена, что Дрёшра предусмотрела подобный исход. Между ее любовью к своему крылатому королю и всеми этими тысячелетиями, в течение которых ей приходилось размышлять о силе сверхсмерча, она наверняка стремилась оставить какой-то ключ к спасению сердца Хагара. Ключ, который мог оказать свое действие только после того, как он осуществит свою месть.

– И почему же только после этого?

Никс кивнула на грудь Даала.

– Все это время, пока ты носил в себе остаточное свечение того уголька, оно ничуть не менялось. Поменялось только сейчас – после того, как мы победили та’винов. Вероятно, так и было рассчитано – чтобы Хагар бушевал до тех пор, пока не достигнет своей цели или не будет уничтожен.

Даал предпочел не столь прагматическое объяснение:

– Или, может, это задумывалось просто как награда… Как способ освободить Хагара от порчи, позволить ему в конце концов стать свободным и чистым.

Никс пожала плечами.

– В любом случае, я думаю, что крики Хагара, пока он все так и оставался в теле Баашалийи, были его призывом к тебе. Может, он почувствовал