Дракон из черного стекла - Джим Чайковски

– С Элигором, переполненным силой огненного солнца, – кивнул Фрелль. – И Царицей Теней, порабощенной им все эти тысячелетия назад.

Эти последние слова вызвали тяжелый взгляд Врита. Ифлелен был явно ошеломлен этим откровением – как, впрочем, и все остальные в тот момент.

Канте продолжал:

– Все вы были слишком сосредоточены на этой демонстрации силы, на этом темном открытии, но никто из вас не обратил внимания на то, где именно все это происходило.

Фрелль нахмурился. Даже сейчас алхимик был ослеплен более зрелищными деталями рассказа Тихана.

Канте покачал головой.

– Эти события происходили на вершине горы. Так нам сказал Тихан. Неужели никто из вас не задавался вопросом, почему именно этот единственный эпизод был навечно сохранен в хрустале? Из всех сражений той войны? Вряд ли из-за одной только Царицы Теней – по крайней мере, я в этом практически уверен.

– Так почему? – спросил Рами.

– Недавно под Вышним Оплотом Тихан попытался проникнуть в память Элигора – точно так же, как он это проделал с хрустальной аркадой. Это было частью нашего плана. Чтобы посмотреть, сможет ли он вырвать у Элигора какие-то сведения касательно ключа.

– И ты думаешь, что это ему удалось, – заключил Фрелль.

– Я знаю, что это ему удалось. Тем более что он явно увидел гору и там. Наверное, ту же самую, что была сохранена в хрустале.

– С чего это ты взял? – скептически произнес Фрелль.

– Тихан показал мне ее – в расплавленной бронзе, когда та затвердевала. Блестящий край этой лужи поднесло прямо к моим ногам двумя острыми пиками. Я подумал, что Тихан указывает мне на выход, подталкивает меня в этом направлении.

– Потому что ты был слишком сосредоточен на себе, – вставила Касста с едва заметной улыбкой.

– Вот именно. Если б я только повернулся к Тихану спиной, наклонился и глянул себе под ноги, то увидел бы этот разлив бронзы таким, каким его видел Тихан, каким он его сформировал. – Канте обвел взглядом собравшихся. – Края расплавленной лужи приняли форму горы с треснувшей вершиной, образовавшейся в результате древних извержений.

Фрелль откинулся назад, вдруг резко побледнев.

«Теперь все понятно…»

Канте тем временем продолжал:

– Тихан сосредоточился на мне, поскольку знал, что я уже видел эту гору. – Он ткнул пальцем в своего бывшего наставника. – И ты тоже. Когда учился на алхимика. В Обители Брайк.

Фрелль покачал головой, все еще отказываясь верить услышанному.

– Откуда такая уверенность?

Канте вздохнул.

– Потому что, как бы сильно я ни любил Тихана, по-моему, он считал меня немного тугодумом. И, наверное, был прав – учитывая, сколько времени мне потребовалось, чтобы понять его послание. Он хотел убедиться, что я все пойму правильно. И выбил это на бронзе, чтоб было понятней. Причем дважды.

Канте представил себе тот момент, когда Тихан был уже не в силах вымолвить ни слова, и у него оставался только один способ общения. Назвать эту гору он мог лишь таким способом – уже теряющей форму рукой. Канте вновь услышал удары бронзы о силуэт горы на полу, четко вбивающие ему в голову ее название.

Один раз, потом еще.

Кулаком, вылепленным из бронзы.

Все они тоже это видели.

– Место, где спрятан ключ… – выдохнул Фрелль. – Это Кулак!

Канте кивнул.

– Вулканическая гора в самом центре миррских болот.

Он вспомнил, как некогда пробирался через эти болота и приметил возвышающуюся вдалеке огненную гору, окутанную дымом горящего серного камня. И хорошо знал, что именно издавна обитало там.

Канте продолжил:

– Вот почему я почти уверен, что место, запечатленное в хрустальной аркаде – где Элигор горит в центре солнца, а из-за спины у него взмывает Вик дайр Ра, – это тоже Кулак. Могу предположить, что древняя Царица Теней была родом из тех мест и летала верхом на летучей мыши с той самой горы.

– Как Никс, – прошептал Фрелль.

– Я не думаю, что это была чистая случайность, когда на тех же болотах зародилась еще одна Вик дайр Ра. Никс была выращена самкой летучей мыши с этой горы, а потом обрела силу благодаря ядовитому укусу зверя из той же колонии… – Канте обвел собравшихся жестким взглядом. – Я чувствую, что нам очень многого не хватает, что многое еще только предстоит раскрыть. Касательно всего этого. И пусть нам даже известно, где спрятан ключ, мы еще очень далеки от истины.

– Ты прав, вне всякого сомнения, – признал Фрелль, хотя для ушей Канте это прозвучало довольно неохотно. – Но если ключ и вправду там, то нам нужно вернуть Никс. Поскольку Кулак охраняет эта ядовитая колония – в которой вырос Баашалийя, – только она сумеет попасть туда.

– Или Элигор, когда обретет все свое былое величие, – напомнил им Врит.

– Никс должна вернуться до того, как это произойдет, – предупредил Канте. – Но с гибелью Тихана мы потеряли наш единственный способ связаться с нею в Пустоземье.

– На этот счет не переживай, – сказал Фрелль. – Тихан знал, что может и не вернуться с этой вылазки. Вот почему мы обсуждали возможность уничтожения его тела на тот случай, если ему будет угрожать плен. Но ты уже высказывал точно такую же озабоченность по поводу связи, еще когда мы едва не потеряли Тихана в первый раз – когда у него украли схизму. И он принял эту твою тревогу близко к сердцу.

– Каким образом?

– Тогда, в Южном Клаше, Тихан занимался не одними только волнокрылами. Он взял кое-что из та’винской алхимии, плюс все, что насобирал, тысячелетиями странствуя по Урту, и создал новые средства общения с Шийей. Которые никак не зависят от него самого.

– И почему я слышу об этом только сейчас?

– Тихан просил нас соблюдать осторожность. Он знал, насколько ты привязан к нему. И посчитал, что разговоры о его смерти и поражении, а также планы на этот случай могут лишить тебя присутствия духа, тогда как тебе нужно быть сильным, как никогда.

Канте лишь вздохнул, зная, что не может этого отрицать.

– Но чтобы добраться до того, что создал Тихан, – добавил Фрелль, – нам надо вернуться в Южный Клаш.

Тут всеобщее внимание привлек торопливый стук в дверь. Мечи вылетели из ножен и взметнулись в воздух. Саймон осторожно приоткрыл дверь, выглянул наружу, а затем распахнул ее пошире.

В комнату ворвался запыхавшийся мальчишка в основательно перепачканной одежде, стоптанных ботинках и ветхой матерчатой шапочке на белобрысой голове. На вид ему было не больше девяти или десяти лет, хотя стальной блеск у него в глазах заставил Канте усомниться в его возрасте.

Мальчишка передал Саймону свернутое в трубочку послание, снятое с почтовой вороны. Быстро прочитав его