Гюро и скрипка - Анне-Катарина Вестли

– Ну вот! – воскликнула мама. – Тогда вам сегодня, наверное, уже не до развлечений!

– Почему же? – удивилась Тюлинька. – Разве мы, на твой взгляд, выглядим усталыми?

Эрле рассказала, куда предложил пойти Бьёрн, а Бьёрн добавил:

– И вам тоже неплохо будет повеселиться. Там будут играть народную музыку.

– И вот ещё что, – сказала Эрле. – Не могли бы вы с Андерсеном на ночь приютить у себя Гюро? Иначе мне нельзя будет остаться на танцы.

– Ещё бы мы не могли! – воскликнула Тюлинька. – Андерсен только обрадуется, он и так по ней соскучился, потому что слишком редко видит девочку.

– Ты всё ещё зовёшь его Андерсен, – с улыбкой заметил Бьёрн. – Вы же теперь вроде бы женаты.

– Да, так и зову, – сказала Тюлинька. – Ведь уже сколько лет он всегда был для меня Андерсен. Вообще-то его зовут Гюннар, но я никогда его так не называю, зато у меня есть для него другие, особенные имена, но эти я держу в секрете и никому не выдаю.

– Как ты думаешь, может быть, Андерсен тоже хотел бы пойти с нами, посмотреть, как резвятся дети? – спросила Эрле.

– Нет, не думаю, – сказала Тюлинька. – Он говорит, что очень рад, что женился на мне, потому что ему не нужно больше мотаться обратно в город, как тогда, когда он приезжал ко мне в гости. Он купил телевизор и поставил его у себя в голубой комнате и до того увлекается передачами, что только рад немного отдохнуть от меня, потому что я, знаете, иногда не могу утерпеть и не вовремя отрываю его от экрана. Так когда собираться?

– В четверть шестого. Заеду за вами сюда, – сказал Бьёрн. – Мы поедем на моей машине. Уж как-нибудь поместимся.

– Я могу ехать сзади вместе с Гюро, – предложила Эрле. Она подумала, что Тюлиньке будет трудно всю дорогу сидеть скрючившись в тесном кузове.

– Тогда я побежала домой, а не то не успею пообедать вместе с Андерсеном, а потом хорошо бы ненадолго прилечь, – сказала Тюлинька. – У нас сегодня копчёная пикша. Обед у Андерсена уже готов.

– Нам всем надо поторапливаться, чтобы всё успеть, – сказала Эрле.

Бьёрн ушёл к себе в корпус «Ю», и Эрле спросила:

– Скажи, Гюро, ты могла бы сегодня приготовить обед, чтобы я успела принять ванну и немножечко отдохнуть?

– Конечно, – ответила Гюро не моргнув глазом. – А что я буду готовить?

– Овсяную кашу. Давай покажу тебе, как её варят. Вот гляди: я налью в кастрюльку много-много воды и всыплю несколько горсточек овсянки. Пускай она кипит на небольшом огне, а ты только иногда помешивай.

Гюро встала у плиты, чтобы смотреть за кашей. Сначала в кастрюльке всё было тихо, потом каша начала закипать. Сперва со дна поднялось несколько пузырьков, потом их становилось всё больше и больше.

– Кипит! – крикнула Гюро маме.

– Поставь переключатель на единицу, – сказала мама, – и пускай она потихонечку бухтит.

После того как мама, приняв ванну, полежала на полу, она посолила кашу, и они с Гюро поели. Кашу они посахарили и сдобрили молоком, и Эрле похвалила, что получилось вкусно. Гюро тоже похвалила кашу, не потому, что сама её варила, а потому, что вообще любила овсянку. Она полюбила овсянку с самого раннего детства, ведь папа говорил, что лошадки очень любят овёс, и потом, когда папа назвал её жеребёночком, который бегает быстро, как ветер, Гюро поняла, что недаром ей так нравится овсянка.

Через час они уже ехали на машине в город и всё было очень интересно. Ведь мама впервые забралась с Гюро в кузов. Тюлинька ехала с Бьёрном в кабине и всё время повторяла:

– Утешайся, Эрле, тем, что на обратном пути тебе уже не придётся ехать с такими неудобствами. Мы с Гюро вернёмся домой на поезде, мы же уйдём пораньше…

Они вошли в каменное здание и очутились в просторном зале. По залу носились дети, их было много. Пока вечер не начался, и детям разрешили бегать, как им захочется. Смотреть на это было весело. Сначала Гюро только глядела, продолжая держаться с одной стороны за мамину руку, а с другой – за Тюлинькину. Бьёрн отошёл к кому-то поговорить. Потом кто-то окликнул маму. Наверное, знакомая из Гампетрефа. И тут Гюро тоже захотела побегать. Если бы мама или Тюлинька сказали ей, что можно побегать, она бы не стала, а вот если никто не будет уговаривать, тогда, наверное, да…

Эрле и Тюлинька разговорились с какой-то незнакомой тётенькой, и тут вдруг Гюро отпустила их руки и, немного постояв у них за спиной, внезапно выскочила на середину зала. Она пробежала его из конца в конец, и никто на это ничего не сказал, потому что все дети тоже бегали и никто не обращал внимания, что тут бегает ещё какая-то девочка.

Бьёрн посмотрел, не поворачивая головы, как она бегает, и сказал:

– Посмотрите, только не оборачиваясь, чтобы она не заметила, что вы на неё смотрите. Ты только погляди, Эрле, как резво скачет твой жеребёночек!

– Ну вот и славно! – сказала Эрле.

Гюро так набегалась, что совсем запыхалась. И тут вдруг произошло новое событие – вошли четыре человека, один с контрабасом, другой с гитарой, третий с флейтой, а четвёртый со скрипкой.

Все дети встали в ряд, образовав длинную-длинную цепочку, и начали танцевать то общим хороводом, то разбившись на пары. Гюро молча смотрела, как они танцуют. На танцы было весело смотреть, но сама она не собиралась присоединяться. Хорошо, что никто не стал к ней приставать. Можно было сколько угодно просто стоять и смотреть. Насмотревшись на детей, она стала глядеть на музыканта, который играл на скрипке. Глядеть на него было интересно, потому что он играл, а сам пританцовывал.

Гюро присматривалась, как он водит смычком и как держит скрипку. Так же делал и папа, но у этого человека получалось ещё ловчее, он играл так быстро, что пальцы будто летали по струнам.

А под самый конец, когда все наплясались и наигрались как следует, какой-то человек выступил вперёд и сказал:

– А теперь на прощание станцуем галоп.

Галоп – это же как у лошадок! Лошадки тоже скачут галопом, только по-человечески галопом надо было скакать не прямо, а боком. Это было очень весело. И вдруг Бьёрн сказал:

– Может быть, составишь мне пару, Гюро? По-моему, галоп – это самое интересное.

Не успела Гюро и глазом моргнуть, как он уже подхватил её и пустился с ней в пляс. Они промчались в галопе из одного конца зала в другой, едва не сталкиваясь с другими парами, но Бьёрн ловко уворачивался, а затем таким же галопом пронеслись в обратную сторону.

– Спасибо тебе, – поблагодарил Бьёрн. – А то я боялся, вдруг ты не согласишься, и мне не удалось бы станцевать этот замечательный танец.

После галопа были булочки с лимонадом, и это было очень кстати после такой лихой прыготни, а там оказалось, что детям пора по домам.

Тюлинька начала одеваться, и Эрле сказала:

– Ну пока, Гюро. Не скучай! И не забудь взять с собой зубную щётку! Твои вещи я собрала и оставила на диванчике.

По дороге домой Тюлинька сказала:

– Ну как, Гюро, тебе понравилось?

– Угу, – кивнула Гюро. – Больше всего мне понравился галоп и как дяденька играл на скрипке.

– Да, скрипач был настоящий спиллеман[2].

– Когда вырасту, я тоже буду спиллеман.

– Тебе это слово не подходит, спиллеман – это всегда парень, а ты девочка, так что ты будешь называться скрипачкой, – сказала Тюлинька. – Подумай, завтра у тебя твой самый первый урок на скрипке! Разве не здорово?

– Ага, – согласилась Гюро.

Голова у неё была полна музыки, и, кроме того, её вдруг сморила усталость. Скорей бы уж прийти домой к Тюлиньке и дедушке Андерсену, а там спать и спать. Вот когда она хорошенько отоспится, тогда, может быть, наберётся сил для нового приключения, каким обещает быть урок музыки.

Первый урок на скрипке

Урок в музыкальной школе назначен был во вторую смену. И вот Гюро и Тюлинька со скрипкой отправились на станцию. Сначала им надо было доехать на поезде почти до самого города, а там пересесть на другую ветку. В первом поезде им достались хорошие места, потому что среди дня мало кто ехал в город, зато после пересадки они попали в битком набитый вагон. Тюлинька держалась за спинку скамейки, а Гюро – за Тюлиньку, в другой руке она крепко держала скрипку. Вокруг была толпа народу, вагон потряхивало и вместе с ним потряхивало людей.

– Скоро станет полегче, – сказала Тюлинька.

И после нескольких остановок, на которых вышло много