Иночас - Ив Макдоннелл

у меня разваливались бы на глазах. А все из-за нее. – Девочка посмотрела на деревянную руку. – И у меня осталось всего-то ничего времени до завтрашнего вечера, чтобы состряпать эту… Эту дурацкую трость. – Глори подняла со стола голую палку и снова бросила ее. – Зуб даю, когда Мастер Шарп на нее обопрется, набалдашник рассыплется на кусочки, а он как грохнется. И все из-за меня и моей проклятой руки. И миссис Скор меня уже предупредила. Еще одна ошибка – и я на улице.

Спица чувствовал ее беспокойство, не понимая, что делать, взял в руки перочинный ножик, которым девочка точила карандаши, изумился его серебряной рукоятке с тонкой, как кружево, гравировкой и со щелчком убрал лезвие. По ладони пробежал ледяной холод, и стоило Спице услышать его печальную историю, как он бросил ножик обратно на стол. Он потер ладонь. «Хм…»

Спица открыл рот от неожиданности, когда Глори дернулась в сторону ножа. Она подняла его и нежно прижала холодный металл к груди, как он сам однажды – крошечного потерявшегося воробушка. Мальчик посмотрел на нее извиняющимся взглядом и начал насвистывать желтую песенку. Поведанная ножичком история показала ему, что у Глори достаточно своих проблем и тревог, и тогда его собственные беспокойства начали разгораться и расти внутри. Видимо, ему придется справляться с ними в одиночку, хотя он и осознавал, как трудно может быть найти дорогу, которая приведет его обратно в 1864 год.

Он медленно побрел к двери.

– У вас-то наверняка цельная гора дел. Трость тама, еще чегой-то. Я пойду… Глядишь, и смогу найти путь домой, ну.

– Подожди. Прошу, расскажи, откуда ты. Как ты сюда попал?

– Тока если вы не будете говорить, что я лжу. Все это, ясно дело, кажется странным и мне ж самому.

Глори снова перекрестилась. Она вынула из-за уха прядь волос и начала двумя пальцами заплетать аккуратную косичку, стараясь не пропустить ни единого слова Спицы. О том, как он выискивал сокровища и давал им новую жизнь в своей тайной мастерской. Как научился слышать истории вещей из прошлого, держа их на ладони, и этому его научил папа. Мальчик говорил о нем с такой нежностью, что Глори не могла дышать. Спица рассказывал, как сильно скучал по отцу, как его жизнь, и мамина тоже, стала без него бесцветной. Эти слова ранили Глори в самое сердце, ведь она всего несколько месяцев назад лишилась обоих родителей. Она знала, каково это: терять то, что невозможно больше нигде найти, как бы ты ни старался. Он продолжал свою историю. Печаль сменилась в нем чем-то другим, возможно, любопытством, которое поднялось из глубин души, когда он заговорил о горячем сокровище. Как обжег ступню о таинственный осколок металла, как нашел другие, как говорил о них с мамой и, наконец, как узнал от мемориальной таблички о Великом наводнении.

Это казалось почти невероятным, но, слушая Спицын рассказ, Глори обнаружила, что верит ему.

– Этот вот перочинный ножик, ну, он ж… твоего папы, да?

– Да, – шепнула она и вопрошающе посмотрела на Спицу.

– Мне жаль, что его больше нет, Глори. Я тока взял нож в руки, ну, не хотел подслушивать его историю, честно. Я ж понимаю, это очень свое.

Глори кивнула и нежно поцеловала ножик. Она лелеяла в душе теперь эту новую мысль, что точно так же, как когда-то его рукоятка хранила тепло папиных рук, теперь в самой глубине его живет пылающая история папиной жизни. Глори улыбнулась Спице такой улыбкой, которую может понять только тот, кто разделяет твою печаль.

– А те горячие осколки у тебя с собой?

– Ну, в заплечном мешке, – сказал Спица и кивнул в сторону кладовки.

Глори убрала остатки рулета к себе в сумочку, а Спица внимательно следил за тем, как девочка одной рукой завязывает шнурок на ней идеальным бантиком. Она поражала его все сильнее с каждой секундой. Он опустил взгляд на отцовские ботинки. Один без шнурка, на втором – сплошная путаница. Лучше он не умел.

Глори отправилась в кладовку следом за Спицей. Он вытащил из заплечной сумки пять кусочков металла, завернутых в ткань, высыпал их на пол и попросил Глори покрутить каждый так, чтобы фрагменты сложились в целое, а буквы встали на свои места. Сам он переключился обратно на сумку, в которой начал шарить в поисках последнего квадратного осколка, спрятанного в папин шерстяной носок, а Глори тем временем собирала мемориальную табличку и читала выгравированное на ней.

– Ага, еще чего удумали! – воскликнула она, когда дошла до даты. Шестое января 1928 года. Девочка быстро поднялась и побежала обратно в мастерскую. Спица услышал, как она бранится себе под нос, за чем последовал звук перелистываемых на большой скорости страниц.

– Вот черт! – Громко топая ногами, Глори подошла к Спице. В руках она несла раскрытую книгу, которую сунула ему прямо в лицо.

– Э… Что ж ты это мне тута показываешь?

– ГЛЯДИ! – Девочка постучала деревянным пальцем по дате, написанной в самом верху страницы. – Пятое января! Сегодня пятое января!

– Что?! Это значится, наводнение-то уже завтра?

Глори швырнула приходную книгу в раковину и опустилась на колени перед осколками.

– Флоренс Хайд, восемнадцать лет, Ленточный переулок. Спица, это всего в нескольких минутах ходьбы от моего дома. И ее сестренка Дорис. Боже, ей только три года! Гарри Гардинг, Лилиан Сирс… Кажется, ее имя мне знакомо. Посмотри, еще здесь числится бедняга, который записан просто как Безымянный, Интингтонская городская тюрьма. Дело дрянь, Спица, – прошептала она и молча продолжила читать список. Наконец она открыла рот от ужаса и изумления. – Миссис Фидельма Скор? Это же моя хозяйка!

– Серьезно? – Спица водил головой слева направо, следя за строчками.

Глори быстро и без особого удивления поняла, что он не умеет читать, и указала на имя владелицы лавки.

– Вот тут… ОХ! Посмотри на эти имена! Все эти люди ПОГИБНУТ, Спица! – схватилась за голову Глори.

Спица торопливо добавил:

– У меня вот тута есть еще один…

– Тсс! – Глори замерла, считая количество ударов городских часов. – Уже что, восемь? Миссис Скор появится с минуты на минуту. Тебе придется уйти, но, прошу тебя, ты должен вернуться. После наступления темноты, ладно?

Спица кивнул.

– Подожди. – Глори вырвала листок из приходной книги и спешно начала искать карандаш. Потом она снова присела на колени, положила листок на металлические осколки и, наклонив грифель под определенным углом, стала длинными штрихами зарисовывать белое поле.

– Ты смотри-ка! – сказал Спица, в изумлении глядя, как буквы, выгравированные на табличке, проступают на бумаге.

Глори сложила листок и