Шелковый Путь - Колин Фалконер

упал, перевернувшись через голову на замерзшую землю, стрела вонзилась ему в горло. Тут же из-за спины Хутулун запели стрелы всадников, и еще дюжина волков рухнула в клубок лап и окровавленного меха. Но этого было недостаточно, чтобы спасти ее. Она упала под натиском оставшихся зверей. Ее спутники ринулись вперед, выпуская в стаю одну стрелу за другой.

Жоссеран посмотрел на Кайду.

Ничего. Никакого выражения на лице.

Он затаил дыхание и ждал. Хутулун лежала лицом вниз на льду.

Наконец, движение — она шевельнулась и медленно поднялась на ноги. Один из ее товарищей держал поводья ее коня, и она, прихрамывая, пошла к нему. Невозможно было сказать, насколько серьезно она ранена.

Кайду ухмыльнулся.

— Ах, какой бы из нее получился сын! Но и прекрасная мать ханов!

Бойня продолжалась еще час. Затем в небо взмыла еще одна поющая стрела — сигнал к прекращению резни. Железное кольцо кавалерии разомкнулось, и оставшимся животным позволили уйти в северные пустоши.

Солдаты принялись за работу, собирая добычу для пира.

— Что ж, — пробормотал у него за плечом Уильям. — По крайней мере, сегодня мы не будем есть баранину.

— Ты когда-нибудь видел нечто подобное?

— Дикари на охоте.

Хутулун поднялась по склону, чтобы поприветствовать отца. На рукаве ее тулупа и на штанах была кровь, но ничто в ее осанке не выдавало ранения. Когда она приблизилась, он почувствовал, как ее черные глаза смотрят на него с ее медного от загара лица.

Он гадал, какой урон нанесли ей волки, какие раны скрыты под ее плотными одеждами. Как он мог так переживать за дикарку? Проезжая мимо, она хищно улыбнулась ему, словно прочитав его мысли.

— Отец, — крикнула она Кайду.

— Как твои раны, дочь?

— Царапины, — сказала она. Она слегка качнулась в седле, но удержалась.

— Охота удалась.

— Спасибо, отец.

— Поздравь свой минган. Скажи им, я доволен.

Хутулун снова усмехнулась, затем повернула коня, чтобы присоединиться к солдатам на поле бойни внизу.

Жоссеран повернулся к Тэкудэю.

— С ней все будет в порядке? — спросил он.

— Она татарка, — буркнул тот, словно этого объяснения было достаточно, и больше ничего не сказал за всю долгую дорогу обратно в лагерь.

Но по возвращении Жоссеран увидел своих новых друзей с другой стороны.

Уильяма и Жоссерана пригласили в юрту Тэкудэя пить кумыс и праздновать охоту. Внезапный удар грома над головой сотряс под ними землю. Гэрэл бросился в угол, зарываясь под груду шкур, а жены и дети Тэкудэя закричали и сжались в комок, младшие спрятались под юбками матерей.

Тэкудэй вскочил на ноги, с подбородка свисала нитка слюны. Он схватил Уильяма за плечи, швырнул его через всю юрту и выпнул за полог.

Он повернулся к Жоссерану.

— Вон! Наружу!

Жоссеран изумленно уставился на него.

— Вы навлекли на всех нас гнев богов! — крикнул Тэкудэй.

— Это просто гроза, — крикнул Жоссеран, перекрывая шум дождя.

— Наружу! — Тэкудэй потащил его ко входу и вытолкал в размытую дождем грязь.

Уильям смотрел на катящиеся черные тучи, его волосы слиплись от дождя.

— Что с ними не так?

Жоссеран покачал головой. Он подхватил Уильяма под руку и потащил его прочь, обратно в их юрту. Они сгрудились у маленького костра, все еще промокшие до нитки, от их мокрых тулупов шел пар. Как понять таких людей? Бич половины мира, завоеватели Багдада, Москвы, Киева и Бухары, и вот они, зарывшись под одеяла, боятся грома, как дети.

Странный народ, и впрямь.

***

XXX

Было одно, что продолжало его беспокоить, грызло его каждый день, то, что он должен был знать. «Какое это может иметь значение?» — думал он. Но ему нужен был ответ.

Это было утром, примерно через неделю после грозы; небо было льдисто-голубым, солнце отражалось от снегов на Крыше Мира. Он ехал с Тэкудэем по холму над лагерем. Тэкудэй нес аркан на конце длинного шеста, которым он ловил лошадей для их предстоящего путешествия через горы. Требовалось немало сноровки и силы, чтобы поймать животных таким способом, ибо им позволяли бегать почти на воле по степи, пока они не понадобятся, и они отчаянно сопротивлялись поимке. По всей долине другие всадники занимались тем же, их улюлюканье и грохот копыт эхом отдавались от склонов.

Жоссеран глубоко вздохнул, зная, что это его шанс узнать правду, какой бы неприятной она ни была.

— Тэкудэй, скажи мне кое-что. Когда ты решаешь взять жену — она должна быть…? — Он запнулся в поисках нужного слова на татарском, но понял, что не знает его.

Тэкудэй нахмурился.

— Должна быть — что?

Жоссеран указал на свой пах.

— Что, если у нее не пойдет немного крови. В брачную ночь?

— Ты спрашиваешь, должна ли у жены быть целой ее девственная плева? — сказал Тэкудэй.

— Да, именно это я и имею в виду.

— Конечно, нет. Это было бы слишком постыдно. Разве ты взял бы такую женщину в жены?

— В моей стране такое качество высоко ценится.

— Может, поэтому вы и не можете победить сарацин!

Жоссерану захотелось сбросить его с лошади. Всего лишь мальчишка, а уже насмехается!

— Я слышал, — продолжал настаивать Жоссеран, — что ваши женщины теряют девственность со своими лошадьми.

Тэкудэй натянул поводья и обернулся в седле. Он казался сбитым с толку.

— А как еще они должны ее терять?

— И тебя это не беспокоит?

— Наличие девственной плевы — признак женщины, которая мало времени проводила верхом. Значит, она не может быть хорошей наездницей и будет обузой для мужа.

Жоссеран уставился на него.

— Они теряют девственность, скача в седле. — Он произнес это медленно, и до него начало доходить.

— Да, — сказал Тэкудэй, — конечно. — Он с недоумением смотрел на этого варвара, которому нужно было объяснять простые вещи по три-четыре раза, прежде чем он их поймет. А Джучи говорил, что у него острый ум и живой разум!

— Они теряют девственность, скача в седле, — повторил Жоссеран во второй раз, а затем улыбнулся. — Хорошо. Поехали дальше.

Затем, без всякой видимой для своего спутника причины, он откинул голову назад и начал смеяться.

***

XXXI

Сначала он ее не узнал. На ней был красно-пурпурный халат и свободная шапка с длинным отворотом, спускавшимся на шею. Грубая черная