Из тьмы. Немцы, 1942–2022 - Франк Трентманн

на духовное обновление. 18 февраля 1943 года Ганс и Софи Шолль были задержаны университетским вахтером во время раздачи экземпляров своей шестой листовки. Их передали в руки гестапо, приговорили к смерти и через четыре дня обезглавили93.

Андреас-Фридрих и студенты из “Белой розы” показали, что сочувствие было возможно даже в апогее власти нацистов, но их кружки Сопротивления были очень малочисленны. Заботой большинства немцев была война и то, как она на них влияет, а вовсе не судьба евреев. Начиная с 1960-х годов холокост считался центральным событием войны. Во время войны это было не так. Разговоры военнопленных, тайно записывавшиеся союзниками, показывают, что многие солдаты знали о массовых убийствах, даже если и не участвовали в них, но эта тема их попросту не интересовала94. Сейчас это нас шокирует, но с исторической точки зрения это понятно: шаг за шагом евреи все дальше выводились за пределы “народного сообщества”, пока им и вовсе не отказали в принадлежности к человеческому роду.

В лагере военнопленных Форт Хант в Виргинии американская разведка прослушивала разговоры немецких пленных. Записи показывают, что знания о зверствах были широко распространены, и демонстрируют нам срез идеологических предрассудков немецких солдат и те психологические стратегии, к которым они прибегали, чтобы примирить убийства евреев и прочих гражданских лиц с верой в то, что сами они ведут справедливую войну. Один из первых случаев обсуждения этой темы был записан 13 июня 1943 года в разговоре между Дрехселем, Майссле и Шульцем – тремя молодыми подводниками, взятыми в плен в Северной Атлантике. Дрехсель начал рассказывать о евреях из Литвы и Польши:

Д.: …Они опасные люди. Я казнил там евреев.

М.: Почему казнил?

Д.: Каждый немецкий солдат… (шепотом), с помощью немецкой полиции…

М.: Есть свиньи среди немцев, как и среди евреев, но есть же и хорошие евреи…

Д.: Уверен, что иностранцы тоже знают, сколько евреев было убито… шестнадцати-, семнадцати-, восемнадцатилетних. Их заставляли раздеваться до исподнего… а потом расстреливали. Они даже не знали, почему их расстреливали…

Д. (шепотом о лагере для интернированных евреев): Там была, мальчик мой, двадцатитрехлетняя беременная женщина, и ее тоже погнали на тяжелые работы. И четырнадцатилетних детей тоже.

М.: Скольких они расстреляли?

Д.: Это было невероятное число, и шестьдесят процентов – из Германии…

М.: Это несправедливо. Если мы проиграем войну, евреи заставят нас расплачиваться… В моем городе [Феринген в Швабии] евреев выкидывали из их лавок, брили еврейкам головы и водили в таком виде по улицам. Русские – нелюди, но и среди нас есть настоящие звери.

С.: Нас заставят заплатить за то, что мы сделали. Убили сотни и тысячи невинных людей, в том числе женщин и детей.

Д.: Что мы могли с этим поделать, дорогой?

С.: Были ли евреи виноваты в том, что их убили?

Д.: Нет, и это печальнее всего.

С.: Да, печально… [Но] Германия не по своей воле начала войну.

Д.: На нас напали коммунисты.

М.: Зачем?

С.: Ну, причин было много, и поэтому мы начали войну. У каждого великого народа должно быть право защищаться; если другие увидят, что кто-то не может дать им отпор, то они его уничтожат95.

Когда эти три подводника разговаривали, они, как и многие их товарищи, еще могли думать, что Германия в силах не проиграть. На заключительных этапах войны, когда вероятность поражения возросла, возросла и обеспокоенность по поводу возмездия за то, что немцы сделали с евреями. В разговорах между заключенными Форта Хант тема массовых казней возникала очень редко, но когда все же возникала, то инстинктивной реакцией на нее было отвращение, смешанное со стыдом и страхом. “Было ли это по-человечески?” – спрашивал один из них в начале апреля 1945 года, вспоминая, как женщины и дети копали себе могилы. “Тьфу, немцем быть стыдно! – добавил его товарищ. – Как это может сочетаться с Kultur – женщин! раздевать!” Другой признавался: “Мне было их жалко”. Но когда их сокамерник, верующий католик, заметил, что все они были соучастниками преступления, он ответил: “Никто не может в одиночку плыть против течения”96.

Если и случались проявления стыда, а порой и жалости, эти чувства заглушались страхом возмездия. Генрих Фойгтель был сыном протестантского пастора, выросшим в либерально-националистической среде в Тюрингии. В октябре 1944 года ему было двадцать восемь, и он после пребывания во Франции и России воевал на Апеннинах. В дневнике он записывал, как изменялось настроение в армии. Еще оставались отдельные фанатики, верившие в победу. Однако все больше и больше солдат было охвачено страхом за свои семьи и за то, что с ними произойдет, когда коммунистические банды начнут опустошать их родину. “Еще сильнее, – записывал он, – их страх перед евреями и поляками. Сейчас, перед лицом их экзистенциального страха, бремя прошлой несправедливости поднимается на вершины их сознания”. Отношение к евреям и полякам было “не только фатальной политической ошибкой, но человеческой несправедливостью, которая все сильнее отягощает национальное сознание”. Теперь Фойгтель постоянно слышал заявления вроде “коль скоро руки у них развязаны, они кое с кем рассчитаются” и “мы перегнули палку, это уже было не по-человечески” даже от членов нацистской партии, которые не осмелились бы произнести что-то подобное годом раньше97.

Несколько тысяч немецких евреев, сумевших избежать депортации, преимущественно пожилых, все больше зависели от маленьких групп акторов: жестоких нацистов с одной стороны и подпольной сети помощников – с другой. На следующий день после неудачного покушения на Гитлера 20 июля 1944 года в Берлине встретились электрик и водопроводчик и решили отомстить за покушение. Один из них был членом НСДАП с 1932 года, другой – вступил в СС в 1937-м. Руководитель их группы отказался в этом участвовать, но они решили действовать на свой страх и риск. Они явились к еврейскому портному Ф. и насильно привели его на мост через реку Панке, где кто-то нарисовал советскую звезду. Ф. приказали стереть граффити, сперва голыми руками, затем – камнем. На глазах у зевак они тушили сигареты о его спину, толкали его к перилам и били его кулаками и палками. Измученный Ф. в конце концов потерял сознание, и его сбросили в реку. Водопроводчик спустился к Панке и стал его топить. Благодаря авианалету Ф. избежал смерти и был помещен в еврейский госпиталь. Его так сильно избили, что жена едва смогла его узнать. Несколько дней спустя он умер. После войны, в 1953 году, двоих нападавших приговорят к десятилетнему тюремному сроку98.

Получить руку помощи удавалось немногим счастливчикам. Во