Из тьмы. Немцы, 1942–2022 - Франк Трентманн

их родители делают покупки онлайн. Они будут жить в домах, подключенных к сети, полностью изолированных, с умными счетчиками и электричеством, получаемым из водорода. На крышах будет расти салат (“небесное земледелие”).

На первый взгляд, эта версия “умного города” поражает переменами. Благодаря базовому доходу люди будут меньше работать и уделять больше времени садоводству и ремонту. Циркулярная экономика устранит отходы. Однако более пристальный взгляд показывает, что большая часть будущего фактически повторяет сегодняшнюю нормальность. В квартирах, естественно, есть собственные стиральные машины и современные кухни-столовые. Однако такие социальные нормы и практики вовсе не являются неизменными: они стали продуктом серьезных изменений в прошлом. Стирка была общественным занятием до появления в 1960-х годах частных стиральных машин. Выставка Futurium спрашивает посетителей: “Как мы сможем удовлетворить наши потребности в будущем, не разрушая природу еще сильнее?”, как будто “наши потребности” каким-то образом заданы. Но человеческие потребности кардинально изменились в ходе истории, особенно в прошлом веке. Почему бы не переосмыслить и не изменить “наши потребности” на будущее?

При подходе “технологии прежде всего” жизнь людей следует по пути, заданному инновациями. Прежние энергетические преобразования показывают, что это слишком просто: люди часто сопротивлялись новым видам топлива и технологиям или модифицировали их в соответствии со своими привычками150. Социальные нормы и практики формируют спрос и инфраструктуру, а также реагируют на них. Участники “семинара будущего” осмелились представить одну трансформацию: “Никаких дорогих дальних поездок, пока Кёльн зеленый и воздух чистый” – любопытный взгляд на путешествия и отдых, как будто люди с 1970-х годов летали самолетами на Майорку и в Нью-Йорк, чтобы спастись от смога дома151. Во многих из этих видений будущее словно спрыгивает прямо с чертежной доски инженера: полное блестящих технологий, но несколько скучное и традиционное, когда дело касается повседневной жизни.

Есть, однако, и регионы с более творческим подходом. Так, в Вуппертале (Северный Рейн-Вестфалия) неработающий железнодорожный вокзал превратился в “утопический город”, где сто человек совмещают городское садоводство и ремонт электроники с поэзией и кино. Самопровозглашенные “утописты” отстаивают местные навыки и ресурсы, открытые данные и “построст” – они не отказались от машины полностью, но, по крайней мере, свободно ею делятся152. В Аугсбурге в 2014 году пустой магазин в жилом квартале был преобразован в “утопическую живую лабораторию”. С помощью волонтеров она предлагает место встречи одиноким пожилым людям, проводит песенные и танцевальные занятия, а также мастер-классы по ремонту на “велосипедной кухне” – “коммонизм” вместо коммунизма, как выражаются участники. Для тех, кто любит хайку, каждый третий понедельник дает возможность попрактиковаться в этом виде искусства с японским экспертом. Раз в месяц появляются “советчики по электронике”, чтобы спасти неисправную технику от мусорного бака.

Утопическое пространство было одной из небольшой группы инициатив, которые изначально предложила официальная программа устойчивого развития, а затем они приняли собственный творческий оборот. Аугсбург наградил проект “Премией будущего”153. В 2012 году фонд “FuturZwei” (“Будущее-2”) решил бросить вызов мышлению “бизнес как бизнес”, мечтая и экспериментируя на тему образа жизни, подходящего для наших внуков. Возобновляемых технологий было недостаточно. Требовалась социальная и экологическая трансформация. В “Альманахах будущего” он собрал практические примеры: от проектов альтернативного жилья и удовольствия от поездки на ночном поезде до утепления стен водорослями. Выставка в Гамбурге в 2019 году предлагала посетителям оглянуться на свою нынешнюю жизнь из перспективы 3050 года с помощью археологических находок, собранных в “бюро находок будущего”. Бывшая силосная башня была преобразована в чайный домик с местом для медитаций154.

Но несмотря на всю их замечательную креативность, до сих пор эти голоса заглушаются многолюдным хором, восхваляющим будущее, которое является более эффективной версией настоящего. Будущее Германии в некоторой степени лишилось своих красок не только по сравнению с ядерными утопиями 1950-х и 1960-х годов или энтузиазмом по поводу альтернативного образа жизни в 1970-х и 1980-х, но и по сравнению с тем, что сегодня происходит в других частях Европы. Движение переходных городов (общественные проекты, направленные на смягчение климатического кризиса за счет расширения местного сельского хозяйства и самодостаточности) сильнее в Великобритании, Франции и Бельгии. Пандемия стала упущенной возможностью изменить повседневную жизнь. В некотором смысле объединенная Германия пошла по пути Восточной Германии при Хонеккере – горизонт будущего сужается.

Одним из факторов стал технологический оптимизм в отношении зеленого роста, но также сыграло роль и прежнее разочарование в утопиях. В то время как во Франции и Америке мыслители и архитекторы восхищались восходом солнца над постмодерном, Юрген Хабермас, немецкий публичный интеллектуал номер один, погрузился в уныние. Государство всеобщего благосостояния зашло в тупик, писал он в 1985 году, а вместе с ним и сам проект современности. Утопические энергии, вложенные в трудовое общество, “исчерпали” себя. Остались только “банальность” и неоконсерватизм155. Хабермаса беспокоило, что будущее вошло в нисходящую спираль гонки ядерных вооружений, безработицы, неравенства, глобальной бедности и экологических катастроф. Это была скорее немецкая точка зрения, сводившая современность к промышленности, благосостоянию и социал-демократии, игнорируя коммерцию, империю, расу и гендер. Потенциал компьютеров и глобализации также оставил Хабермаса равнодушным.

Тем временем “зеленые” начали отказываться от своего освободительного видения альтернативного образа жизни и после провала на выборах 1990 года (их поддержка упала с 8,3 до 3,8 % голосов) склоняться к “более чистой” версии индустриального потребительского общества с переработкой отходов, возобновляемыми источниками энергии и “«зелеными» рабочими местами”. Это облегчило партии возможность вступить в союз с экологическими модернизаторами из SPD и сделало ее более привлекательной для консервативных избирателей, которые хотели защитить свой Heimat, не жертвуя собственным комфортом.

Мало кто воплощает этот симбиоз консерваторов, либералов и “зеленых” лучше, чем Винфрид Кречман. Кречман, католик с маоистскими взглядами в студенческие годы, был одним из соучредителей партии в земле Баден-Вюртемберг в 1980 году. В недавней книге он обосновывал устойчивость как “новый консерватизм”: любовь к природе, Heimat, терпимость и рост. Его целью была “беспроигрышная” ситуация, одинаково хорошая для климата и местного автопрома. “Автомобиль будущего без выбросов должен сходить с конвейера в Унтертюркхайме, а не во Фремонте или Ухане”. Другими словами, с климатическим кризисом можно будет справиться путем очистки автомобилей, а не образа жизни. Кречман назвал новый консерватизм “политикой И”156. Экология и экономика не только не противоречат друг другу, но и могут быть приведены в гармонию. Это была формула победы, по крайней мере, на выборах. В 2011 году Кречман стал первым “зеленым” главой немецкой земли. С тех пор он возглавляет Баден-Вюртемберг.

Забота немцев о мире природы и их многочисленные усилия по ее спасению во многом достойны восхищения.