Волхв - Сергей Геннадьевич Мильшин

Приподнявшись, старуха бросила ощипанную курицу в корыто с водой:

– Ничего не узнала. Никто не слышал, – она искусственно, что старики тотчас же уловили, вздохнула. – Подождите уж моих, может, сын знает чаго. Завтрева должны уж вернуться, если опять дожди не зарядят.

Старики дружно подняли головы к небу.

– Не-е, – уверенно протянул Креслав. – Ведро накрепко установилось. Как бы теперь жарить не начало.

– У нас вечно из края в край бросает, – поддержал товарища Ставер. – То мокро, то сухо.

Поставив на уличную, под навесом, печку казанок с курицей, старуха сыпанула в него добрую щепоть соли:

– Скоро харчиться будем. Вот сготовится и сядем.

Старики почти одновременно сглотнули слюну.

Глава 10

Клёнка горбился над очередным заказом – снова сапоги, когда к нему в будку заскочил глашатай из церкви. Только что прошёл громкий и долгий ливень, и сейчас по лицу и по рукам посыльного стекали тонкие ручейки воды. Это был Васька-сирота, лихой и придурковатый, расхлябанный, будто совсем без суставов, он гнулся и сгибался во все стороны.

– Чего сидишь? Не ведомо тебе разве, что в храме служба? Колокола не слышал? Все, кому истинный бог дорог, уже там, – он широко перекрестился. – Ну, дак чего передать батюшке?

Клёнка поднял голову, недовольно глянув на долговязого парня:

– А чего это батюшка за раба божьего так запереживал? У него чаво, акромя как за меня, больше ни за кого голова на болит? Некогда мне – работы полно. – Клёнка снова натянул сапоги на колодку, острый нож скользнул по краю подошвы, срезая лишнее.

– Ты не юли. Батюшка за всех думает и за тебя. Заметил он, что ты давно в храм не захаживал. Али тебе христианская вера напротивела?

– Что ты городишь, подлая морда? – слегка растерялся, сапожник. – Сказано же тебе, дела у меня. Заказ вот срочный. Если не сделаю, не заплатят. Кто семью мою кормить будет, ты, что ли? – Смагин закончил с подошвой, и кусок кожи полетел в угол, к обрезкам.

– А где, и правда, семья-то твоя? Что-то Марфы не видать давно. И пострелов не слыхать. Али уехали куда?

– Может, и уехали, твое какое дело? – Клёнка нахмурился.

– Смотри, моего дела, может, и нет. Но вот как бы и твоего скоро не стало. Батюшка охальников не любит. А за тобой наблюдает. И сдается ему, что ты не зря церковью пренебрегаешь. Задумал чего, говори сразу, всё равно дознаемся.

Смагин вдруг почувствовал, как мелко задрожали руки. То, что сказал Васька и, главное, как сказал, вызвало очень нехорошие предчувствия. Не мог он сам в такое нахальство впасть, явно наслушался у батюшек. Быстро сунув нож на полочку, Клёнка упрятал ладони за спиной. И поднялся. Ростом они были почти вровень, может, Васька на вершок пониже. В маленькой комнатке стало тесно, и глашатай невольно сделал шаг назад. И чуть не упал, запнувшись, – за спиной оказался порог.

– Ну, дак чего передать батюшке?

Смагин поднёс к его носу худой, перетянутый синими жилами, словно крашеной бечевой, кулак:

– Катись отсель, пока целый. Али желашь угоститься?

Настороженно покосившись на кулак, Васька хмыкнул:

– Ну смотри. Я так и передам, – развернувшись, он махнул руками, похоже, без костей, и его худой зад, огибая широкие лужи, завихлял по улице.

Мрачно проводив взглядом посыльного, Смагин скрылся в домике. Ногой подтянул к себе стульчик. Ухватив заготовку, напяленную на «куклу», застыл в раздумье. «Что же делать? Почему он пришёл ко мне? Они что-то узнали про книги? Кто-то увидел и донёс? И они сразу узелок для памяти завязали? Если сейчас не приду в церковь, они же мне жизни не дадут. Мне-то ладно, но Марфа и дети пострадают. Не хочется очень на их угрозы поддаваться, и не идти нельзя». Смагин без охоты поднялся, возвращая заготовку на место.

Через несколько секунд сапожник воткнул чопик в защёлку двери, чтобы ветром не распахнуло. Зачем-то дернул, проверяя. Постоял, прижавшись лбом к прохладным неструганным плахам. Он просто тянул время, идти не хотелось, хоть вой. Торжок по обыкновению гудел на разные голоса, набившие уши Клёнке до того, что он их и не слышал. Вдруг сквозь знакомые звуки донёсся не часто раздававшийся здесь стук копыт. В тупик на конях обычно не заезжали. Клёнка обернулся: рядом останавливался дружинник. Сапожник узнал Никиту, давеча спасшего его на дороге.

– Эй, Клёнка, – окликнул тот, не слезая с коня, – заказ на сапоги примешь?

Смагин улыбнулся: появился повод задержаться в будке ещё:

– У хорошего-то человека отчего не принять? Сейчас мерку с ноги сниму, – мастер вытащил из мешочка на поясе мерный складишок. – Подставляй ногу.

Дружинник вытянул ногу в изрядно поношенном сапоге.

Соседи на ближайших рядах, в основном торговавшие тряпьём, сначала поглядывающие на Никиту подозрительно, успокоились. Клёнка приставил развернутую мерку к подошве сапога.

– Собирайся и уходи, – Никита, скосившись, поправил ножны.

Смагин в первый момент растерялся:

– Чего?

– Кто-то сдал тебя с книгами. Уходи. Если сейчас в церковь не придёшь, они пришлют за тобой. Уходи, спасай семью, – выпрямившись, дружинник кинул сапожнику серебряную гривну. – Возьми оплату, закупи самую лучшую кожу.

Он повернул коня. С трудом развернувшись в узком проходе торжка, отпустил вожжи.

Конь пошагал к выходу, ставя копыта, где получалось, на сухое.

Смагин, ошарашено проводив взглядом удаляющуюся спину дружинника, заторможено свернул мерный складишок. «Второй раз Никита спасает меня от верной беды. Чем я заслужил такое благоволение со стороны княжьего человека. Просто потому, что он человек хороший? Может, и так. Хотя сейчас это не важно, нужно действовать. А не рассуждать. То-то мне так не хотелось идти в церковь. Чувствовал же. А чуть не пошёл. Благодарить надо Никиту. Эх, выживу – непременно отблагодарю». – Чопик вылетел из гнезда, и Смагин, пригнувшись, исчез в будке.

Пока кидал в котомку сапожный инструмент, заготовки на обувь, рулон дорогой кожи, немного продуктов: сухарей, варёную репу, что готовил себе к обеду, сообразил, что он уже давно готовился к уходу. Где-то в подсознании не раз отбирал мысленно, что в случае нужды брать с собой в первую очередь. Потому и уложиться в дорогу труда не составило. Закинув котомку на плечо, вышел, снова заперев дверь на деревянный колышек. Сосед Полкан окликнул:

– Куда это ты, Клёнка, на ночь глядя, намылился? Никак подругу нашёл?

Клёнка тона не принял. Приблизился к Полкану вплотную:

– Ухожу. Ищут меня. Присмотри за будкой. И жену свою попроси, пусть за домом приглядит. Лады?

Полкан сморгнул первую растерянность:

– Хорошо. Не знаю, кто тебе эти глупости наплёл,