Кингс Хайвей - Роман Зинзер

Мы вышли обратно на улицу и пошли в Центральный парк. Он был прямо через дорогу. Там у старого черного дядьки с торговой тележкой мы купили по хот-догу за четыре доллара и сели на лавку. Хот-дог был идеей Маши. Я думал, что она таких вещей в жизни не ела.

− И правда, говно, − сказала она, прожевав пару кусочков.

− Я тебе говорил.

Мы незаметно для мужика с тележкой, чтобы его не расстраивать, выбросили хот-доги и купили у него же две бутылки с водой.

− Я вчера сперла сумку из магазина, − сообщила мне Маша после пары глотков из своей бутылки.

− Поздравляю. Успешно? – спросил я.

− Да, в «Мейсисе», и даже не знаю зачем. Тебе назло, наверно. Ты же типа охранник, правильный такой. Еще и учитель.

− Это мило, что ты думаешь обо мне в мое отсутствие. Так бы с домашкой еще, − я сказал в шутку. «Мейсис» – это такой самый большой шмотковый и весьма дорогой супермаркет в Манхэттене.

− Да, я таких, как ты, ловлю и собираю по сотне, − сказал я Маше.

− Чего собираешь?

− Ну как, вот ты утащила чего-то, а я знаю, что утащила. Заметил. Я тебя на выходе ловлю, проверяю документ и, чтобы не сдавать тебя полиции, прошу сто долларов. Так на мою учебу будущую и копится.

− То есть ты тоже преступник? Шантажист? Как становится интересно.

− Ага. Бонни и Клайд, блин.

− Я б тебе не стала платить, − сказала Маша игриво.

− Стала бы. Представь, что ты не турист с лишними деньгами и обратным билетом сразу после экзамена, а студент ростовского вуза, приехавший по обмену, работающий самым последним «лайфгардом», пардон, спасателем, в бассейне за восемь долларов в час. Мама у тебя, ростовского студента, – библиотекарь, отец – простой инженер в местной строительной компании, сама ты учишься на инязе, и остаться в Штатах − твоя единственная возможность в жизни позырить на магазин «Тиффани» изнутри. А тут какой-то хрен с горы тебя к копам поведет и будет грозить депортацией. Сто баксов не такая цена, чтобы рисковать «Тиффани» и потенциально прекрасной жизнью в будущем.

− Прямо так?

− Конечно же. Ростов подождет, а тут ты останешься по истечении срока визы, нелегально устроишься на работу – «мувером» мебели, в ресторан этнический или еще куда. Зарплата вся в кэш, работаешь так год, два, три. Скапливаешь на «фейковую» свадьбу. Или рожаешь киндера. Или получаешь приглашение на официальную работу от твоего работодателя, что редкость, конечно. Или, наконец, собираешься с духом и подаешь доки на политическое убежище. То, что ты гей, мол. Или что тебя дубинками лупили на митингах за демократию. Геморрой, конечно, тот еще − доказывать свою «гейность», но работает. После семи-восьми лет у тебя грин-карта, ты, наконец-то, можешь выезжать из страны, можешь взять отпуск и поехать в Ростов к маме и папе. Встретиться на белом коне с одноклассниками. Рассказать, как ты жег в Пиндостане и всех гордо нагнул. И так далее. Сто баксов − ерунда по сравнению с белым ростовским конем.

− То есть ты штрафуешь только нищих студентов с большими надеждами? – спросила Маша.

− Конечно, − ответил я. – Не, ну есть еще кто-то по мелочи. Но в основном дань собираю со «свежеприехавших».

Мы шли по парку. Дошли до «Строуберри филдс», мемориала Леннона, до «Дакоты» – дома, где этого самого Леннона пристрелили.

− Тут Джона Леннона убили, − сказал я Маше.

Маша промолчала.

− И много так заработать получается? – спросила она через минуту.

− Я недавно начал. За месяц вышло что-то около восьми…

− Тысяч, − закончила за меня Маша. – А сам ты когда-нибудь что-нибудь утаскивал?

− Ну… «Сникерс», может, − ответил я. – Книжку еще, когда маленький был.

− Помнишь, я тебе про игру говорила, «Truth or dare»?

− Правда или типа смелость? Ну да, помню.

− Так вот, считай, мы в нее начали. И я первая. Мы сейчас пойдем в «Мейсис», и ты там что-нибудь утащишь по мелочи.

− Зачем? − я поднял бровь не то чтобы в удивлении, а, скорее, чтобы выразить чувство бесполезности и глупости этого занятия. Вышло, как обычно, не очень.

− Ты, ты, мой препод, весь такой молодец, пробивной, сам все, да, сам: в Америку сам приехал, работу нашел, деньги вон придумал, как делать. Хочу тебя попортить.

− Ладно, пойдем, − мне честно не хотелось ничего таскать из магазов: не было у меня ни страсти такой, ни нужды, − но угодить Маше мне очень хотелось, и я легко согласился. Мы пошли в сторону «Мейсиса». До него было двадцать кварталов.

Дело было состряпано быстро и профессионально. Маша сказала, чтобы я вынес из «Мейсиса» рубашку. Я вынес. Делов-то! Я сначала сгреб три рубашки с вешалок и пошел с ними в примерочную. Там мне вручили номер с цифрой три, я постоял пару минут в кабинке и вышел. Одна рубашка была сдана, две оставшиеся якобы мне подошли: я сказал чуваку с номерками, что с ними пойду на кассу. Выйдя из примерочных, я сразу взял еще одну рубашку, завернул ее в две уже имеющиеся и вернулся в примерочные.

− Ключи забыл, − быстро сказал я парню с номерками и прошел в ту же примерочную.

За две секунды я засунул рубашку в рюкзак, взял ключи в руку и вышел, болтая связкой на пальце.

− Got it? − спросил номерной парень, и я кивнул.

Пару лишних рубашек я положил обратно на полку и вышел из магазина. Рубашка сворованная была в рюкзаке.

− Вообще-то, это сложный путь, − сказал я Маше. − Можно было просто взять и по-тихому засунуть в рюкзак. Камер тут много, но слепые зоны есть.

«Опытный я», − гордо я успел подумать про себя.

− Хорошо, − сказала удивленная Маша, и мы вышли на улицу.

− Теперь твоя очередь, − добавила она.

− Моя? – я знал, о чем она, но изобразил сонный, рассеянный, даже безразличный вид.

− Ну задавай мне острый вопрос или задачку какую-нибудь придумай.

− Сдай экзамен, − сказал я.

− Какой ты нудяк! − фыркнула в шутку Маша.

− Ну, слушай, ты же понимаешь, что сейчас у меня два желания. Первое – чтобы ты и правда сдала этот тест, и я мог