Кингс Хайвей - Роман Зинзер

− В смысле?

− В смысле вот, помнишь, мы тогда в ресторан твой пришли. Твои первые мысли?

− Хм. Первые мысли. Русские в ресторане. Значит, они на мне. Получу чаевые, и будет что закинуть в банк. Это были первые мысли. Потом подумал, что ты красивая и как так оказалось, что вы семьей, втроем приехали в Нью-Йорк просто ради путешествий. Такое редко бывает. Нью-Йорк не Венеция.

− Ну а потом? Вторые мысли? Уже когда английский? – снова спросила она.

− Мне кажется, наш урок плавно вытекает за рамки урока, − начал я, но Маша только махнула рукой. – Ну, окей, вторые мысли были такие же, как первые, только к ним добавилось то, что, возможно, я теперь накоплю на универ и хоть как-то тут, в США закреплюсь. При этом я все так же думаю, что ты красивая и грудь, хм…, выросла хорошая, простите за пошлость, − я чуть замялся, но договорил.

− Вот видишь, − Маша снова махнула рукой. − Тебе с достижениями попроще. И на кого учиться? – Маша продолжала расспрос.

− Мне начинает нравиться профессия учителя. Только не знаю пока чего. Денег, понятно, в учительстве немного, но, как говорят, шестьдесят долларов в час платят.

− То есть тебя не раздражает мой тупизм, мое вот это, то, что я не знаю, чего я хочу и нужен ли мне этот экзамен, эта учеба и этот английский вообще? И то, что тебе повторять приходится все по пять раз?

− Да нет. Твой «тупизм» вполне милый…

Мы тем временем дошли до Проспект-парка – большого зеленого массива в центре Бруклина. Маша показала рукой на «Данкин Донатс» на противоположной от парка улице. Мы перешли дорогу по светофору и зашли купить капучино.

− Вот мне скоро все начнут говорить, что мне пора замуж, семья и так далее. Нет. Родители не начнут, они у меня хорошие, а вот всякие друзья, родственники будут. Мне им что отвечать?

− Откуда же я знаю, что у тебя в планах, − сказал я, насыпая сахар из пакетика в свой кофе. – Ты всего этого не хочешь?

− Да я не знаю. О том и речь. Не знаю. Овца я тупая. – Маша улыбнулась и тоже занялась насыпанием сахара и размешиванием содержимого своего стакана. – Скажу им, что скоро-скоро, так будут же приставать. Скажу, что не знаю или неохота, и налепят на меня ярлыков. Мне, кстати, начинает нравиться, что я в Нью-Йорке и местных понять не могу, что они говорят, и выразить свои мысли нормально не в состоянии. Полная отключка. Только не думай, что это камень в твой огород.

− Может, тебе блог завести и на рекламе зарабатывать? – повторился я.

− Смейся. Тебе хорошо. Ты вон преподом станешь, и тебе больше не придется по утрам задумываться о том, то ли ты делаешь. Полезное в смысле.

− Ну тогда я, наверное, лучше пожарником стану. Чтоб не задумываться, делаю ли я что-то полезное. Или врачом. Хотя врача я не вытяну. Триста тысяч долларов. А то и больше.

− Да. Мне вот тоже такого чего-то хочется, но я не знаю. Я экономист с дипломом, и что? Бумажки только перекладывать.

− Можешь к Корпусу мира присоединиться, − в шутливом тоне сказал я.

− Это те, которые по всяким жопам мира волонтеров рассылают? – уточнила Маша. − Нет. I am a girl все-таки. А это значит, хочу там, где тепло, сухо и красиво.

Мы вышли из «Данкин Донатс» и пошли в Проспект-парк. Время подходило к двум часам дня, и в Нью-Йорке наступало июльское пекло. Вокруг было пусто. У всех бруклинских обитателей начиналась сиеста.

− Есть игра такая американская «Truth or dare», − сказала Маша после паузы. − Как это перевести? Правда или смелость?

− Типа того, − ответил я. − И?

− Знаешь, в чем ее суть?

− Нет, − ответил я, хотя, конечно, знал.

− Я тебя спрашиваю: «Truth or dare?». Если ты выбираешь truth, то я задаю тебе вопрос, на который ты должен ответить честно. Любой. Если dare, то ты должен сделать то, что я скажу. Понятно, в разумных пределах.

− Тебе настолько скучно с нашим английским? – спросил я.

− Нет. Просто, может, хочу в друзья к тебе набиться.

− Вроде это и так уже случилось. Хотя, может, кажется.

Маша достала телефон, я заметил, что ей кто-то звонит, она не ответила, посмотрела на часы на руке и повернулась ко мне:

− Давай сегодня завершим, мне нужно ехать, а про «Truth or dare» подумай. Может, меня это смотивирует учиться активнее.

Я кивнул и быстро надиктовал по памяти ей домашнее задание. Оно было стандартным: два эссе, три текста и одна аудиозапись из интернета. Теперь кивнула Маша и пошла к выходу из парка. Я медленно пошел за ней, постепенно отставая. Через минут пять Проспект-парк кончился, и я оказался опять перед тем самым «Данкин Донатс». Я посмотрел, как Маша садится в чью-то машину, «Ниссан» или «Форд», я не разобрал, и уезжает. Я пошел домой.

«Явно клубный перец какой-то. Она пару раз по каким-то кабакам вроде ходила», − чуть грустнее, чем следовало бы учителю своей ученицы, подумал я и пошел в сторону дома. Минут через десять такой прогулки я сообразил, что пешком до своей квартиры мне идти далеко, и поэтому сел на ближайшей станции в вагон метро и поехал.

***

Один раз я написал Мурату. Ничего особенного, просто как дела. Сказал ему, что он был хорошим преподом и что я теперь вроде пошел по его стопам. Он ответил. Кратко, но ответил, что пока все так же в Атланте учит народ английскому, но скоро переезжает в Остин, в Техас. Там его жене дали работу, и, как он радостно написал, скоро пойдут деньги. Я прикрепил ему пару совместных фотографий, которые у меня завалялись в компе.

Один раз написала Лусиана. Как обычно, «Как дела? Я съездила домой в Медельин и вот сейчас вернулась и продолжаю учиться». Я погуглил, что такое Медельин, оказалось, город в Колумбии, и подумал, сколько она уже там учится? Сейчас июль. Я приехал в августе. Значит, скоро год. Кем у нее работает папа или мама, чтобы учиться год и при этом еще мотаться домой. Я опять включил гугл. Оказалось, билет до этого Медельина и обратно в Атланту стоил тысячу долларов. Мне полмесяца работать охранником.

Под