Кингс Хайвей - Роман Зинзер

момента, когда у нее пройдет очарование простым ресторанным русским парнем, который еще и ее препод. Как там было то ли у Пушкина, то ли у еще кого. Богатая мадам полюбила солдата, но, как только солдата повысили, помидоры завяли. Но, правда, пока ничего. Я держусь. Четыре тысячи долларов накоплены.

Так вот, в Нью-Йорке – ужасная жара. Говорят, раньше, до кондиционеров, богатые жители покупали кубометры льда и обкладывали им свои жилища. Как они это делали, я не представляю, но могу понять, как им было непросто в таком летнем аду без технологий.

Новости у меня две: хорошая и плохая. Звонил Зейн: чего-то они мне там недосчитали по зарплате, и мне нужно явиться за последним пейчеком. Вторая – Лена, моя «руммейтка», съезжает из нашего съемного подвала. Совсем. Я не знаю подробностей, но она беременна, и один из ее лохматых пузатых архаровцев, кажется, его зовут Леша, предложил ей свою чистую руку и горячее сердце в обмен на ее неземную красоту и любовь. А если серьезно, то, как сказала сама Лена за редким нашим совместным завтраком, у Леши статус политбеженца, а у Лены − учебная виза. Так получилось, что будет у них теперь киндер, а значит, эту возможность надо использовать для легализации. Дите рождается и получает американское гражданство, а следом спустя сколько-то лет и родители этого дитя.

− А как Леша стал политбеженцем? – спросил я тогда Лену. У меня, наверное, дурацкие стереотипы, но я видел этого Лешу. Из политики, думаю, он знает только само слово «политика».

− Ну как все. Гей-история, туда-сюда по иммиграционным службам, в суд, и все. Он тут пятнадцать лет уже так.

− И как, когда ты переезжаешь? К нему же, да? – спросил я.

− Дней через десять. Нам же теперь надо фотографии делать, бумаги собирать. Ну понимаешь. Я поспрашиваю, если кто вдруг ищет комнату.

− Да не, не спрашивай. Я, может, один захочу пожить.

− В двухкомнатном апартаменте?

− А, ну да. Тогда спрашивай.

В общем, мне дней за десять надо найти руммейта. Причем такого, которого наш лендлорд Лев бы одобрил. Я виделся с ним раз в месяц, когда заносил деньги за аренду на следующий месяц, и по виду добрее Лев не становился. На мои ежемесячные пятьсот баксов он просто кивал и спрашивал, все ли в порядке. Все было в порядке. На том общение и кончалось.

Или… или переехать в какую-нибудь студию? Понятно, денег мне хватит, правда, пострадает мой план по накоплению на учебу. И тут есть еще одна штука: особо знакомых, кто что-то сдает, у меня нет. Значит, надо топать к агенту по недвижимости, а это значит платить ему деньги. Да и пошлет меня любой агент: у меня нет ни кредитных историй, ни рекомендаций от предыдущих арендодателей – квартиру полностью я никогда не снимал. Поэтому для всех местных я самый ненадежный перец. Никто мне ничего не сдаст. Без агентов можно найти только комнату. «Апартмент» – нельзя. Той же Маше родичи сняли квартиру с агентом, заплатив тому что-то вроде семисот долларов. Новый «апартмент» отпадает.

Жить одному в полуподвале и тратить тысячу за двухкомнатную с гостиной? Можно, но денег жалко. Значит, надо искать руммейта. Девушку какую-нибудь на эту роль я вряд ли найду. Лена хоть и была со своими вечерними мужиками, но убиралась и делала что-то по дому. У нас было чисто и в целом неплохо. Сейчас же появится еще один «пеппер», и вся чистота явно пойдет псу под хвост. Не люблю я перемены.

Сразу после того завтрака я пошел к Маше учительствовать. Она наделала «глупостей» в домашнем задании, и мы закончили позже чем обычно: в три дня вместо двух.

Я не хотел, но поделился с ней своей проблемой по поводу отъезда Лены.

− Ну покажи хоть, где ты живешь, – сказала она. − Тем более я давно хочу на Брайтон-Бич посмотреть.

Я смутился. Смотреть у меня было нечего.

− Я не в Брайтоне живу. Рядом. Да и ты уверена, что хочешь мое жилье увидеть? Это как-то за пределами отношений «учитель − студент». Тем более это полуподвал с голубыми обоями и… не самым большим окном.

− Да, уверена. Если это не выглядит, будто я навязываюсь. Друзей у меня тут нет, делать нечего. На фитнес сегодня не хочу, − ответила она.

Да, Маша ходила на какой-то фитнес и иногда жаловалась, какие там все жирные или, наоборот, перекаченные. Я хмыкал в ответ. Я был в нью-йоркских спортзалах. Она там и правда, наверное, была самой красивой.

Маша взяла сумку, и мы поехали в сторону моего Шипсхед-Бея. Пока мы были в метро, я решился позадавать личные вопросы.

− А после университета и магистратуры какие у тебя планы? − спросил я Машу.

− Честно, я вообще не знаю, чего я хочу. И куда. Понятно, предполагается, что после Америки меня возьмут в большую хорошую фирму, и там я «поделаю» карьеру. Хорошо, хоть родители не сильно зациклены на идее, что потом мне обязательно надо замуж и детей. Ну, знаешь, как это бывает. Они больше за мою реализацию. Это хорошо. Но, блин, большая фирма и прочее уже звучит как-то скучно. Может, у меня семья сюда переедет. Были, кажется, такие планы.

− Наверное, я летаю очень низко, но я бы поработал в большой рекламной фирме, − сказал я.

− Просто ты там никогда не работал, − сказала Маша. – Я вообще не уверена, что я работать хочу. Ну так, чтобы вставать и идти в офис, проекты, отчеты.

− Можешь стать блогером или актрисой.

− Как ты там говорил английское выражение?

− I am too old for this shit? – предположил я.

− Да, да, это все не для меня.

Мы тем временем доехали на метро до моей остановки и вышли на улицу.

− Вот тут я завтракаю, если дома не успеваю. Я кивнул ей на кафе через дорогу от моей квартиры. Там было мало народа, середина дня все же, и Маша предложила зайти.

В кафе я взял пол-литровый бумажный стакан и из специального большого термоса накачал себе кофе со вкусом лесного ореха. Да, есть и такой. Потом добавил сливки, тоже из термоса, но поменьше, и насыпал сахара. Маша повторила мои действия только в стакан размером ноль три.

− И бейгл. Черничный, – сказал я и расплатился наличными на кассе. Мой заказанный бейгл отправили греться в специальный тостер.

− А что такое хумус?