Из тьмы. Немцы, 1942–2022 - Франк Трентманн

от мелкого воровства до вооруженного ограбления. Скитаясь по тюрьмам в 1920-х, он закончил с “зеленым” значком как заключенный-уголовник в нацистских концлагерях – сперва в Бухенвальде и Флоссенбюрге, затем, с осени 1942-го, в Голлешау, где быстро поднялся до уровня лагерного Kapo. Одной из задач Мирбета было повышение производительности труда в лагере. Согласно послевоенным судебным документам, сначала Мирбет улучшил стандарты питания и остановил казнь пятерых евреев, среди которых были каменщики, требовавшиеся для работ за пределами лагеря. Это, однако, не продолжалось долго. Малейшее нарушение дисциплины приводило Мирбета в ярость. Он высек одного еврея до потери сознания, серьезно повредив ему позвоночник и почки, просто за то, что тот сушил свое белье в неположенное время. После вечерней переклички Мирбет обычно избивал заключенных, пока сам не уставал – тогда он передавал их Киршпелю. Мирбету особенно нравилось показывать Kapo, как надо пороть, сгибая колени, чтобы увеличить силу удара плети – тогда она рассекает кожу. Мирбет также расстреливал некоторых заключенных. И еще он отбирал заключенных, не способных работать, для лагеря смерти по соседству. В 1953 году суд приговорил Мирбета к шести годам, а Киршпелю дали пожизненное. Как постановил суд, Киршпель всегда обладал криминальными наклонностями, но Мирбета сделал преступником национал-социалистический режим135.

Без сомнения, Киршпель был садистом, но еще он был Kapo и заключенным, получавшим приказы от Мирбета. Конечно, Голлешау, как и вся лагерная система, не были созданием Мирбета. С другой стороны, входя в ворота лагеря, тот был свободным человеком, в отличие от заключенных. Мирбет в 1931 году сам принял решение примкнуть к СС. При желании он мог бы отказаться от назначения в Голлешау и отправиться на фронт. Очевидно, что Мирбет выбрал место, проникнутое насилием, со своими правилами и пороками. И столь же очевидно, что он был пламенным сторонником режима, открыто практиковавшего насилие. Голлешау не мог бы существовать без таких, как Мирбет.

СС правило лагерями через насилие и стратегию “разделяй и властвуй”. Большинство аспектов лагерной жизни, от рабочей дисциплины до медицинского обслуживания, регулировалось самими обитателями лагеря; так, в Голлешау на 2348 заключенных приходилось всего 52 эсэсовца. Это создавало для заключенных множество трудностей нравственного порядка. Привилегированное положение – такое, как Kapo, – в канцелярии или лазарете открывало доступ к менее опасной работе, более качественной пище и необходимой медицинской помощи для себя и друзей, что выливалось в разницу между жизнью и смертью. С другой стороны, стать инструментом в руках нацистов означало продавать дьяволу души других заключенных и свою собственную. Выбор был исключительно тяжелым, но не невозможным. Люди шли разными путями сквозь эти тернии, полагаясь отчасти на собственную силу воли и социальные связи, отчасти на нравственное чувство того, что правильно, а что нет. В процессе разница между жертвами и преступниками становилась не такой отчетливой.

В отличие от Киршпеля, у которого был “зеленый” значок, многие Kapo носили “красный”. Они были политзаключенными, часто – коммунистами. Для лагерной администрации это было выгодно по многим причинам: немецкие коммунисты были хорошо организованы, говорили на их языке и, хотя и были идеологическими врагами, оставались в расовом отношении превосходящими еврейское и славянское население; к концу 1944 года в Бухенвальде находилось 59 тысяч заключенных, из которых только 5 тысяч были немцами.

Привилегированное положение “красных” Kapo открывало им возможности для сопротивления внутри лагеря. Один из способов заключался в том, чтобы поместить своих товарищей в госпиталь, подменив ими реальных пациентов. Гельмут Тиманн был санитаром в лазарете в Бухенвальде. Сразу после окончания войны в объяснительной записке в коммунистическую партию он рассказывал о мотивах своих поступков и поступков его товарищей: “Эсэсовские врачи убивали [больных], и нескольким товарищам, включая меня самого, приходилось им ассистировать”. Сначала он сопротивлялся, но – “после того, как партия указала мне на необходимость этих заданий, мне пришлось действовать соответственно”. Для “красных” Kapo выбор был прост. Они могли отказаться от работы и остаться “чистыми”, но это сделало бы их “косвенными убийцами своих товарищей”. “Поскольку мы ценим своих товарищей выше остальных, нам пришлось кое в чем пойти на сотрудничество с СС, уничтожая безнадежно больных и окончательно обессилевших”. Коллаборационизм открыл им особые возможности и позволил назначать лечение исключительно своим товарищам из разных стран. Что же касается всех остальных: “нам пришлось быть беспощадными”136. Структурное насилие определяло повседневную жизнь лагерей и было частью замысла нацистов: работа была каторжной, еда и гигиена недостаточными, медицина – убогой. Коммунисты были жертвами в этой паутине насилия. Их возможности были весьма ограничены. Однако то немногое, чем они располагали, они использовали в соответствии со своей моральной шкалой. Для нацистов Volk был всем, а индивид – ничем. Для коммунистов всем была Partei. Некоторые жизни – евреев, цыган, гомосексуалистов и уголовников – были менее ценными, чем другие.

Кларе Пфёрш было тридцать, когда в 1936 году ее арестовало гестапо. Она была коммунисткой и полжизни проработала на ткацкой фабрике в Баварии. Хотя поначалу с женщины сняли обвинения в принадлежности к Сопротивлению, ее продержали за решеткой до 1940 года, когда народный суд обвинил ее уже в передаче секретных сведений любовнику-чеху. В 1941 году ее отправили в Равенсбрюк, концлагерь для женщин и детей к северу от Берлина. За год она поднялась до положения старосты лагеря и охранницы. В октябре 1942-го ее перевели в Аушвиц-Биркенау, где она опять вскоре стала старостой, или главным Kapo. Здесь она заразилась тифом и провела три месяца в тюремном блоке за нарушение лагерного распорядка. Летом 1944-го ее перевели в лагерь Гейслинген. Сперва, еще в Равенсбрюке, Клара была незаметной. Она отказывалась передавать надзирателям доносы, спасая товарок-заключенных от серьезных наказаний. Но потом она начала бить заключенных без всякой видимой причины. К осени 1942 года она получила прозвище Лео за вспышки ярости, и ее стали бояться. Она заставляла заключенных бегать, держа тяжелые камни в вытянутых руках, или часами приседать со связанными коленями. В Биркенау она содействовала эсэсовцам в отборе заключенных для газовых камер, указывая на женщин, не способных работать, или на тех, от кого ей хотелось избавиться, включая попадавших в лазарет из-за ее побоев. 29 мая 1949 года французский суд приговорил Клару как “bête humaine” (зверя в человеческом обличье) к смертной казни за убийство. Через год приговор заменили пожизненным заключением на том основании, что она женщина. В 1957 году она уже освободилась137.

Большинство выживших желали Пфёрш смерти. Одной из немногих, кто просил о милосердии, была Роза Йохманн, бывшая старостой барака во время появления Пфёрш в