Флетчер и мятежники - Джон Дрейк

все это в те времена, до появления стандартных размеров и станков, требовало высочайшего ремесленного мастерства. Но я сказал Хиггинсу, что он ленивый негодяй, и что, если понадобится, он будет работать всю ночь, но к среде все закончит. К тому времени он уже изучил мой нрав, так что пару раз моргнул, нервно сглотнул и спросил, может ли он приступить к работе немедленно.

И вот мы оставили его и удалились в мою комнатку — прохладное, тенистое место, вдали от криков уличных торговцев и грохота фургонов снаружи, с выходом на наш задний двор через окно, занимавшее почти всю стену и затененное венецианской шторой из широких планок. Это была неопрятная маленькая берлога, с несколькими старыми стульями, столом и кроватью, где я иногда спал. Но я не привык принимать высокое общество, и для такого старого «смоляной куртки», как Марлоу, и такого механика, как Стэнли, она вполне подходила. Да и для меня тоже, если на то пошло.

— Мистер Босуэлл, — сказал Стэнли, когда мы осушили большую часть пунша, — скажу вам правду, мы вошли в Монтего-Бей в полном отчаянии.

— Это почему же, сэр? — спросил я, хотя уже знал ответ.

— Я вам расскажу, — сказал он. — Мы предусмотрели все случайности еще до отплытия, взяв с собой двух умелых мастеров, чтобы чинить все, что может сломаться или износиться в моем аппарате. Но один умер от желтой лихорадки, а другого мы потеряли, когда перевернулась лодка, вместе со всеми его инструментами и лучшей частью моего запаса деталей. Так что, когда мы вошли в вашу лавку, мы ждали, что вы с нас шкуру сдерете, ведь мы были в вашей власти!

— Перевернулась, говорите? — сказал я, сочувственно качая головой. — Сэр, такое в море случается, и от этого не уберечься.

— А! — воскликнул Марлоу. — Я так и знал, что вы моряк, сэр, как только на вас глянул. С военного корабля, я бы сказал, да и не простой матрос, нет.

Черт бы побрал этого парня! Как, дьявол возьми, он это узнал? Холодный страх пробежал у меня по спине. Может, меня раскрыли. Может, обо мне ходят такие же сплетни, как и о них. Но он улыбнулся мне в ответ, подмигнул и поднял свой стакан, как один старый «смоляная куртка» другому, и я понял, что он раскусил меня так же, как и я его. В этом-то и беда, когда ты треклятый моряк: этого никак не скрыть. А я-то думал, какой я умник, что похоронил свое прошлое. Но отрицать было бесполезно, и все, что я мог сделать, — это как можно быстрее увести разговор от своей персоны.

— Так точно, капитан! — сказал я. — Могу и паруса ставить, и рифы брать, и рулить, если понадобится.

— Ха! — воскликнул он, хлопнув себя по бедру. — Я знал! На каких кораблях вы служили, сэр?

— Сперва расскажите мне о своем, сэр! — сказал я, ухватившись за единственную тему, от которой не откажется ни один морской капитан. — Я слышал, у вас бриг. Как он служит для ваших нынешних целей?

— Вполне хорошо, сэр, — ответил он. — Построен в Бостоне, пять лет от роду, днище обшито медью. Держит курс в семи румбах от ветра…

И так далее, и так далее, и так далее. Я дал ему поболтать. Это делало его счастливым и уводило от моей личной истории. Глаза Стэнли вскоре остекленели, пока мы с Марлоу обсуждали каждый аспект брига «Эмиэбилити», от клотика топа мачты до болтов кильсона.

Через час или два мы расстались как старые друзья, и было решено, что в среду, когда они вернутся за своими насосами, я отправлюсь к ним на корабль, и более того, останусь на борту на неделю или две, что будет для меня своего рода отпуском, в котором, как я чувствовал, я нуждался. На самом деле они забрали бы меня в тот же день, но я был приглашен на ужин к Сэмми Боуну и его жене.

Позже, когда я рассказал Сэмми все о Стэнли и его подводных лодках, он разозлился — один из тех редких случаев, когда я вообще видел его таким.

— Гребаные ублюдки! — сказал он, ударив кулаком по столу так, что подпрыгнула посуда. — Проклятые янки со своими подводными минами и торпедами! Сволочи!

Его девушка-мустифино с ужасом смотрела на это, и мне стало неловко за нее. Я видел, что она, как и я, никогда не видела этой стороны Сэмми Боуна, который обычно никогда не ругался при женщине.

Но он не закончил. Он ткнул мне в ребра пальцем, твердым, как стальной прут, и его острые глаза впились в меня из-под белоснежных бровей.

— Я видел этих ублюдков в американскую войну, — сказал он. — Грязные, грязные штуки! Ты знаешь, что они пытались сделать, парень? А? Знаешь?

Я покачал головой. Я понятия не имел, к чему он клонит.

— Я был канониром на старом «Игле», — сказал он, — на корабле Черного Дика Хау. И какой-то мерзавец в дьявольском аппарате, похожем на бочку с веслами, ночью под водой подобрался к нашему борту, чтобы взорвать под нами мину, потопить нас и утопить каждую душу на борту!

Он дрожал от гнева и самой лютой ненависти к тому, что описывал.

— Ты меня знаешь, парень! — сказал он. — Честная пощада врагу, что смело идет вперед под своим флагом. Но тот, кто подкрадывается, как треклятый трус, под водой, чтобы вырвать дно у корабля, когда никто не видит, как он подходит? — он презрительно усмехнулся. — Да пристрелить его, как собаку, говорю я!

И это, в двух словах, было мнение Сэмми о подводных аппаратах. Бесполезно было указывать, что Стэнли занимался исключительно спасательными операциями, ибо отвращение Сэмми к подводной войне было так велико, что он даже не мог обсуждать этот вопрос. Я очень любил Сэмми и вскоре оставил эту тему, потому что она его расстраивала, и, будь у меня хоть капля ума, я бы оставил и всякую мысль о более близком знакомстве со Стэнли, потому что отношение Сэмми было точным промером глубины общего мнения англичан по этому вопросу. Особенно англичан, ходивших в море.

Но я нашел новую любовь и не мог от нее отказаться, а потому держал свои мысли при себе. Позже, когда я пошел домой, Сэмми