Фортуна Флетчера - Джон Дрейк

— Давай, Флетчер! — сердечно крикнул лейтенант Уильямс. — На этом корабле нет места сачкам!

— Давай, Флетчер! — заорали мои товарищи, и со всех сторон раздался рев. Они не любили Мейсона, ни капельки, и им не терпелось увидеть, как его побьют. От того, что столько людей меня подбадривало, у меня прямо дух захватило.

Так что я пошел вперед, как меня учили, и нанес ему удар. Он бы оглушил гориллу, если бы попал, но Мейсон ухмыльнулся мне и отступил в сторону. А потом — вжик-стук! — и он огрел меня по голове.

— Давай, парень! — сказал он и нанес удар с точностью кобры: запястье, локоть, колено, всегда выбирая кость, где боль была адской, и никогда не тратя силы впустую. Так все продолжалось гораздо дольше. Он мог бы победить меня за секунды, если бы захотел, просто навалившись со всей силой. Но он этого не делал, потому что слишком наслаждался игрой. Так что его дружки улюлюкали, а остальные стонали, и я был выставлен дураком. Я не мог нанести ему ни одного удара, он был слишком хорош для меня. А он мог бить меня где и когда хотел. Наконец он намеренно ударил точно в локтевой сустав, парализовав конечность до самых кончиков пальцев. Боль была мучительной, и моя дубинка с грохотом бесполезно упала на палубу.

— Молодец, Мейсон! Молодец, Флетчер! — крикнул мистер Уильямс. — А теперь пожмите руки, как и подобает добрым парням… а вы, остальные, поприветствуйте их обоих!

После этого мне приходилось регулярно встречаться с Мейсоном. Уильямс, очевидно, считал, что для меня будет честнее сражаться с Мейсоном, чем с теми, кого я мог легко победить. А Мейсону это давало некоторую разминку, поскольку я, по крайней мере, оказывал большее сопротивление, чем кто-либо другой. Кто-либо, кроме лейтенанта Уильямса. В редких случаях он сам выходил в начерченный мелом квадрат и демонстрировал, что даже у нашего Билли есть хозяин.

Но даже тогда он никогда не выкладывался на полную. Он фехтовал ровно столько, чтобы проверить свое мастерство, а затем заканчивал бой какой-нибудь шуткой, от которой все смеялись, даже Мейсон.

Мне и так было несладко встречаться с Мейсоном дважды в неделю на дубинках, но по какой-то причине этот мерзавец по-настоящему на меня ополчился, и я оказался с ним в смертельной схватке, с реальным шансом остаться калекой. Жаль только, что я не смог этого избежать, но я по уши влип, прежде чем понял это. Игра началась с драки на камбузе во время ужина. Драки на камбузе были обычным делом на корабле, ибо, помимо еды, над которой уже успел поиздеваться корабельный кок, нам разрешалось готовить и свои собственные блюда.

А это означало, что десятки из нас толпились в узком, душном пространстве, и терпение быстро иссякало. У каждого кубрика для этого был свой котелок, и за небольшое вознаграждение Его Высочеству Коку мы могли поставить их на его плиту, чтобы состряпать что-нибудь по своему вкусу. Все котелки были из кладовой пурсера и выглядели одинаково, так что случайно прихватить чужой котелок было еще одним источником ссор. Поскольку я так вымахал, обязанность забирать наш котелок обычно ложилась на меня. Я мог легче пробираться сквозь толпу и теперь ловко расчищал себе путь, работая локтями по ушам товарищей. Примерно через две недели после того, как мы начали фехтовать на дубинках, я был на камбузе, чтобы забрать наш котелок и карри по-индийски, которое мы приготовили. Я весело проталкивался сквозь толпу, ругая кока, как и все остальные, и потянулся за нашим котелком, когда чья-то рука метнулась вперед и схватила его.

— Это еще что такое? — спросил я смелым голосом, ибо видел, кто это: длинный тощий тип по имени Баркер, со странным дергающимся глазом, так что никогда не знаешь, куда он смотрит.

Он был выше меня, но весил вдвое меньше, и большая часть команды его откровенно презирала, поскольку у него была репутация доносчика боцману.

За это его выгнали из трех или четырех кубриков, пока он не нашел компанию, которая могла его терпеть. Я усмехнулся, но он уставился в ответ, наглый как черт, и имел наглость со мной спорить.

— Это наш котелок! — резко сказал он.

— Отвали! — сказал я и отдернул его руку. Я бы на этом и закончил, но он схватил меня за запястье и начал бороться. Силы в руке у него не было, но он раздражал меня своей настойчивостью.

— Проклятый ублюдок! — сказал он. — Вор!

И наступила тишина, когда люди отступили назад. Брань на нижней палубе была обычным делом, но назвать человека вором было смертельным оскорблением. Волна гнева захлестнула меня, и я, не думая, наотмашь ударил его и отправил в полет. В нем не было ни капли веса, и он попятился, пока не споткнулся и с грохотом не сел на палубу. Все рассмеялись, я почувствовал себя донельзя ловким парнем, и Баркер встал.

— Смейся, пока можешь, парень, — сказал Баркер, — я расскажу Билли, что ты сделал.

— К черту Билли! — сказал я, и громкое «ура» эхом прокатилось по камбузу. Все старые моряки хлопали меня по спине, и голова у меня раздулась до невероятных размеров.

Господи всемогущий, каким же я был дураком! На лице Баркера была мерзкая ухмылка, но даже тогда я не видел, что грядет, и вернулся в наш кубрик, как король каннибальских островов. Слух о моем поступке бежал впереди меня по нижней палубе, обрастая подробностями с каждым рассказом. К тому времени, как я добрался до нашего кубрика, Сэмми и остальные уже все знали.

— А вот и он! — сказал Сэмми, сияя от уха до уха.

— Здорово ты ему сказал! — добавил Норрис.

— Хе-хе-хе! — хихикнул Джонни Бэсфорд.

— Дал Мейсону от ворот поворот, да? — спросил Сэмми, и на моем безоблачном горизонте появилась первая тень.

— Нет, — сказал я, — это был Баркер.

Улыбка сошла с лица Сэмми, и он стал смертельно серьезен.

— Джейкоб, парень, ты ведь сказал это Мейсону, правда?

— Нет, это был Баркер.

— Христос! — сказал Сэмми. — Ты оскорбил Билли Мейсона перед всем кораблем. Разве ты не знаешь, что это одна из его