Круг Дней - Кен Фоллетт

*

Пиа искала Хана. Она обожала его и с нетерпением ждала каждого Обряда, чтобы иметь возможность с ним увидеться. А в промежутках между Обрядами она каждый день представляла его в своих мыслях, его светлую бороду и большие башмаки. В этих мечтах он наклонялся к ней и шептал что-то на ухо. Она представляла как его тёплое дыхание касается её шеи, когда он говорит ей, что любит её.

Она улыбалась, вспоминая себя почти восьмилетней, когда она спросила его, может ли она быть его девушкой и его смущённый ответ: «Ну нет, это глупые взрослые штучки». Она была уверена, что в глубине души он тогда на самом деле хотел, чтобы она была его девушкой, но слишком стеснялся признаться. Поэтому она не обиделась на его отказ, более того, она дорожила его словами.

Несколько лет спустя, когда она начала думать о мальчиках по-другому, она на время забыла его. Она флиртовала с парнями-земледельцами, целовала их и открыла в себе силу заставлять их стонать и извергаться. А потом на одном из Обрядов она заговорила с Ханом, и старая связь между ними возродилась в новой форме.

Удивительно, как угасла вражда между скотоводами и земледельцами. Она не исчезла, не совсем, но обе группы часто встречались на Обрядах, молча наблюдая, как жрицы танцуют и поют, а после довольно дружелюбно вели дела.

Она нашла Хана, когда он выходил из селения жриц. Он выглядел напряжённым, и она с ужасом увидела кровь на его щеке.

— Хан! — сказала она. — Что случилось?

— Убийство, — сказал он. — Это было просто ужасно. Но я очень рад тебя видеть.

Она крепко обняла его. Она радовалась тому, что была для него той, кого он хотел видеть в те моменты, когда нуждался в утешении.

Пиа взяла его за руку и повела прочь от селения. Они сели на внешний склон земляного вала.

— Расскажи мне всё, — сказала она.

— Произошла ссора между жрицей по имени Инка и скотоводом по имени Роббо, и она переросла в насилие. Она ударила его палкой по голове дважды. Я схватил её, чтобы удержать, и пока она была беспомощна, он перерезал ей горло кремневым ножом, и она умерла прямо на моих руках.

Пиа ахнула.

— Так ты всё видел!

— Не просто видел, а был причастен к этому. Возможно даже, что именно я виноват в её смерти.

— Нет, — тут же сказала она. — Нож держал Роббо. Ты просто пытался остановить драку.

— Я продолжаю себя в этом убеждать.

— У тебя кровь на лице. — Она вырвала пучок травы, смочила его слюной и оттёрла пятно с его щеки. — Так-то лучше, — сказала она.

— Спасибо. Внезапно хлынуло так много крови, потом вроде кровотечение остановилось, и Инка умерла у меня на руках.

— Кто был с тобой?

— Моя сестра Джойа. Она была ужасно расстроена. Она жрица, также как и Инка.

— А где сейчас тело?

— Я отнёс его к Монументу. Жрицы его забрали.

— Тебе нужно что-нибудь съесть. Тебе полегчает. — Пиа достала из своей сумки козий сыр, завёрнутый в листья. — Вот, съешь. Его делает моя мать. Очень вкусно.

Он замялся.

— Это твой ужин?

— Не волнуйся, я себе что-нибудь найду. Пожалуйста, ешь, тебе это нужно.

Он развернул листья и съел сыр.

— Я и не знал, что голоден, — сказал он с набитым ртом. — Ты права, очень вкусно.

Когда он закончил, она сказала:

— Теперь можешь меня поцеловать.

— Боюсь, поцелуй будет сырным.

— Значит, он будет восхитительным.

Они целовались долго, потом она сказала:

— Пойдём к твоей матери. Она знает об убийстве?

— Джойа, наверное, ей рассказала.

— Она захочет тебя увидеть, убедиться, что с тобой всё в порядке.

Он задумчиво на неё посмотрел.

— Ты очень заботливая, — сказал он. — Думаешь о том, что чувствуют другие. Сначала ты побеспокоилась обо мне, а теперь волнуешься о моей матери.

Она не знала, что на это ответить.

— Ты чудесная, — сказал он.

Она не считала себя чудесной, но была в восторге, что он так думает.

Они поднялись и направились через равнину к Излучью. Когда они вошли в селение, он взял её за руку.

«Это значит, я принадлежу ему, — подумала она, — а он принадлежит мне. И он хочет, чтобы все вокруг это знали».

*

Барабан бил так медленно, что Сефт ловил себя на том, что ждёт, почти с тревогой, следующего удара. Обычно Весенний Обряд начинался не так. Он стоял в толпе, пока небо наполнялось рассветным светом. Зрители молчали. Ниин и двое старших детей стояли рядом с ним. Он держал на руках спящего младенца.

В ожидании у него была возможность полюбоваться своей работой. Он отстроил Монумент из дерева, используя шипо-пазовые соединения, которые придумал десять летних солнцестояний назад. С поперечинами, прочно прикреплёнными к столбам, большой круг выглядел аккуратнее и крепче. Он выдержит самую суровую непогоду, и, если земледельцы снова нападут, хотя он и молил богов, чтобы это не повторилось, его будет гораздо труднее разрушить. «Хотя и не невозможно, — подумал он, — только возведение Монумент из камня могло защитить его от разрушения и уничтожения».

Песня началась, когда жрицы были ещё снаружи, так что музыка, казалось, жутковато доносилась из ниоткуда. Это была печальная мелодия, говорившая о сожалении и утрате. Она заставила Сефта обернуться, чтобы убедиться, что с его детьми всё в порядке.

Когда появились жрицы, их вели Су и Джойа, шедшие бок о бок. Песня следовала знакомому строю: одна строка, спетая солисткой, и ответ всего хора.

За Су и Джойей шли шесть жриц, неся на уровне плеч плетёные носилки, на которых покоилось тело Инки. Она была нага, если не считать убранства из ветвей с листьями, переплетённых с полевыми цветами. Её кожа казалась белой в раннем свете. Она выглядела мягкой и беззащитной, словно ещё живая, если бы не жестокая рана на горле.

Каждая из жриц, следовавших за носилками, провела на своей шее белую черту, вероятно, мелом. Люди в толпе ахнули, увидев это многократно повторённое, зримое напоминание о том, как умерла Инка. Сефт услышал, как Ниин потрясённо выругалась. Он заметил, что двое старших детей, стоявшие по обе стороны от Ниин, вцепились в руки матери. Он начал сомневаться, не зря ли