Город пробужденный - Богуслав Суйковский

стороны города ничего не видно. Там уже будут ждать лодки — заберут пленников, доставят золото. Чтобы исключить предательство и обман, один из прибывших — это был тот третий, которого Кадмос не знал, — останется на галере пиратов, а один из их предводителей — Тридон без раздумий указал на Оманоса — поплывет в Карфаген.

Когда лодка Сихарба отчалила и быстро удалялась к порту, Тридон обратился к Кадмосу:

— Я думал, ты будешь просить, чтобы послали тебя заложником. Ты виделся со своей девушкой?

— Нет, — Кадмос почти удивился. — Не было ни времени, ни мыслей на то.

— О, так ты такой? — Тридон с одобрением цокнул языком. — Ну, тогда ты муж! Такие нам и нужны! Хочешь? Возьми себе на эту ночь мою римлянку. Ты заслужил!

Но Кадмос отказался и тут же принялся помогать готовить галеру к отплытию, заменяя отсутствующего Оманоса.

И на этот раз с отплытием вышла задержка. Аминтос от своего руля весело крикнул:

— Все, что плавает в этом Карфагене, тянется к нам! Эй, вождь, снова челн! На этот раз побольше!

— Вооружены люди в челне?

— Ничего не блестит! Нет, не вооружены!

— Давай их сюда!

Бомилькар держался свободно, словно всю жизнь вращался среди пиратов и был их лучшим другом. Он был в меру грубоват, самоуверен, даже покровительственно-высокомерен.

— Ты Тридон? — гоготал он. — Мы с тобой знакомы, хоть и не виделись никогда! И не думал я, что мы увидимся иначе, как ты — на кресте, а я — зрителем! Это ты умыкнул у меня галеру с рабынями из Колхиды, а? Клянусь Астартой, дающей мужам силу, попотели вы, должно быть! Хороши были девки, а? Тридон! Первый пират всех морей! А теперь, слышу, в беде. Ни пленников, ни добычи, ни этих нескольких римлянок ты здесь продать не можешь. Ну, видишь, как хорошо иметь повсюду знакомых, мало того — друзей. Потому что я, как только услышал, в чем дело, подумал: «Помогу». Десять девок не стоит везти куда-то в Египет. Ведь ты так решил? Хе-хе, я немного разбираюсь в людях, знаю! Везти не стоит, топить — хе-хе! — забава хорошая, но дорогая и короткая! Вот я и подумал: «Много я за этих девок не заплачу» — вы их, верно, так умотали, что они и за месяц в себя не придут. Знаю, знаю. Так что много я дать не могу, но талант…

— За одну? — перебил Тридон.

— О, я вижу, юмор не покидает славного вождя. Ну, но мы договоримся. Хе-хе, договоримся! Старый Бомилькар и не такие дела проворачивал. Смотри, вождь, я приплыл на большой лодке, заберу их сейчас же, и делу конец.

— Ты торгуешься, даже не видя их? Какой тебе в этом интерес?

Бомилькар тихо, неприятно рассмеялся.

— Интерес? Я их продам, разумеется. Дам им отдохнуть, дам благовония, омовения, наряды, а потом продам. Кому? О, покупатели могут быть разные. Такие, что любят Рим и потом с почестями их вернут, или такие, что не любят Рим и охотно заплатят за то, чтобы отомстить на них. Если, разумеется, они еще на что-то годятся. Потому что, без лести скажу, как посмотрю на тебя, вождь, так думаю, что и слониха бы в обморок упала. А, что? Боги, что за бедра, что за плечи!

— Плечи? Это да! Я могу легко поднять даже дюжего мужчину и швырнуть его за борт, как щенка. Если такой наглец предложит мне, к примеру, талант золота за десять отборных девок!

Бомилькар не испугался, лишь рассмеялся.

— Но не перекинешь того, кто даст тебе полтора таланта! Ну, вождь, кончаем дело. Вы собирались выходить из залива. Так что жаль времени. Да и я охотно пойду спать. Ну что, полтора таланта?

Когда они отчаливали от биремы, забирая бессильных, ко всему равнодушных пленниц, мало напоминавших недавних гордых элегантных дам, молчавший доселе Герешмун пробормотал, пользуясь тем, что купленные женщины не понимают по-пунийски:

— Ты, Бомилькар, всегда заключаешь выгодные сделки. Но этой сделки я не понимаю, хоть ты и допустил меня в долю.

— С условием, что ты не будешь вмешиваться и возражать, — поспешно оговорился Бомилькар.

— А разве я возражаю? Хотя на меня и приходится талант! Целый талант за этих полудохлых простибул! Уверен, мы потеряем на этом!

Бомилькар тихо рассмеялся.

— Бывают убытки лучше прибылей. Ты мне еще спасибо скажешь.

Он обратился к сидевшей ближе всех пленнице — это была Антония, безразличная, едва в сознании, грязная и растрепанная. Глаза ее были упрямо устремлены в доски под ногами, она ни разу не взглянула ни на спутниц, ни на новых господ. Бомилькар довольно бегло заговорил по-латыни:

— Прости, домина. Но туника твоя…

— Мне снять ее? — женщина вздрогнула, словно очнувшись, и послушно подняла руку к застежке.

Бомилькар со всем уважением остановил ее жестом.

— Домина, я лишь хотел заметить, что туника слегка разорвана на левой груди. Может, уложить складки вот так… О, теперь ничего не видно. Впрочем, у меня в доме найдутся одежды новые и целые, хоть и недостойные столь знатных дам.

В его голосе не было ни насмешки, ни двусмысленности. Звучало лишь уважение, вселяющее надежду. Первой Юлия Децимия подняла голову и в свете луны попыталась разглядеть странного покупателя. Бомилькар заискивающе улыбнулся, что, однако, не сильно украсило его одутловатое, жирное, циничное лицо.

— Ты так странно говоришь, пуниец… Кто ты? Что ты с нами сделаешь? Ты говоришь: «Мой дом!» Это… это лупанарий?

Бомилькар с почтением склонил голову.

— Оставь всякие опасения, достопочтенная. Кто я? Бомилькар, геронт Карфагена, а заодно и почитатель Рима.

Клавдия взглянула с любопытством. Имя это было ей знакомо. Не раз ее отец жаловался, что сторонники Рима обходятся слишком дорого, а влияние их в карфагенских Советах ничтожно. И как самого жадного и циничного он упоминал именно некоего Бомилькара, геронта. А теперь этот человек купил их у пиратов, везет куда-то и обращается с таким уважением.

Карфагенянин не понял этого испытующего взгляда и продолжал:

— Куда я вас везу? В мой дом. Там есть сады, слуги, все к вашим услугам. Там вы отдохнете, забудете об этом страшном приключении, которое ниспослали на вас боги, а как только будет можно, я отвезу вас в Утику, где уже римский гарнизон и римская власть.

— Почему не сейчас же? — с подозрением допытывалась Юлия Децимия. —