Город пробужденный - Богуслав Суйковский

— Достопочтенная, ты меня обижаешь! — торжественно возразил Бомилькар. — Хоть я и отдал за вас этим пиратам все свое состояние, я не потребую ничего. Ни асса. Лишь из уважения к Роме и из сострадания я выкупил вас у пиратов. Вас должны были продать в Египет, а там… ну, вы, я думаю, знаете, какова была бы ваша участь. Я же отвезу вас к римским властям. И прошу лишь об одном: чтобы вы запомнили, что свободу вам вернул, обращался со всем уважением и отдал за вас состояние Бомилькар.

Он вспомнил, что его компаньон немного понимает по-латыни, и тут же добавил:

— Бомилькар и его родич Герешмун. Благоволите запомнить: Бомилькар и Герешмун!

— Почему же ты не везешь нас прямо в эту Утику? Это ведь, говорят, очень близко.

Бомилькар серьезно кивнул.

— Так и есть, достопочтенная, близко. Но… но разве ты хотела бы показаться своим соотечественникам в таком состоянии? После хорошего отдыха, одетая, умащенная благовониями, причесанная — это другое дело. Правда? Впрочем… впрочем, есть и другие причины, политические. Клянусь лишь Танит, нашей девственной богиней-покровительницей, что я отвезу вас, как только смогу.

— Мне уже все равно, — простонала самая юная из всех, Теренция. — Слишком поздно ты выкупил нас из этих грязных лап. Слишком поздно, пуниец.

— Не выказывают они особой благодарности, — пробормотал Герешмун. — А я все никак не пойму, на что ты рассчитываешь? Зачем такое состояние тратить на этих римлянок, которым ты обещаешь свободу?

— Может, даже и сдержу слово. Ты умеешь хорошо считать прибыли, но ничего не смыслишь в политике. А нужно предвидеть. Что может быть в ближайшее время? Либо город сдастся Риму, как Утика, и тогда мы отвезем этих дам, как я и обещал. И кто будет у римлян в милости? Бомилькар и Герешмун! А с Римом можно будет делать хорошие дела! О, хорошие! Либо верх возьмут — тьфу! да пожрет их Зебуб! — эти безумцы, что хотят сопротивляться! И кто тогда окажется смельчаком, кто не выдал, несмотря на приказ, римских пленниц? Кто этим обретет вес? А если Молох потребует жертв, то разве этих девок нельзя будет с выгодой продать? Нужно обезопасить себя со всех сторон.

В то же самое время совершенно так же рассуждал Сихарб, убеждая своих сообщников, несколько напуганных огромной суммой, уплаченной за Флакка, его штаб и оружие, захваченное пиратами на триреме. Пленники? Их спрячут под каким-нибудь предлогом, а потом либо отпустят с почестями, либо выдадут тому, кто будет у власти. А оружие тоже продастся хорошо, лишь бы в нужный момент. Когда какого-то товара нет на рынке, он взлетает в цене. А оружия как раз в Карт Хадаште и нет. Значит, хороший купец прячет то, что имеет, и ждет. Суффет Гасдрубал не оценил великой возможности — его убыток. А прибыль тех, кто оценил и не побоялся рискнуть.

18

Тридон двинулся к условленному месту злой и хмурый. Заработал он совсем неплохо, но не столько, сколько мечтал, и не столько, сколько можно было бы заработать, если бы эти пунийские трусы так не боялись Рима. Все из-за них.

На мгновение он даже заколебался, не повернуть ли все же в Египет и не продать ли там римлян. Но Оманос? Его бы наверняка распяли, а это старый товарищ по многим походам.

Он поборол искушение и поплыл к мысу Камарт, высокому скалистому утесу, замыкавшему северную оконечность полуострова, на котором возвышался Карфаген. Это была безлюдная, каменистая пустошь, поросшая такой скудной травой и кустарником, что даже коз сюда не выгоняли на пастбище. Ближе к городской стене — с этой стороны одинарной, ибо серьезная атака с открытого, безводного плато была невозможна, — находились кладбища, где беднота хоронила своих мертвых, а дальше простиралась уже настоящая пустыня. Побережье здесь было неприступным, оно обрывалось высоким утесом к морю. Почему именно там Сихарб хочет забрать свою покупку и что он сделает с пленниками, пирату было безразлично.

Всякую трезвую мысль все больше застилала ярость на Карфаген, карфагенян и все, что было с ними связано. Поэтому, когда в назначенном месте они встретили лодки Сихарба, обменялись заложниками, перегрузили пленников и получили взамен золото, — Тридон уже не владел собой. Золото имело прекрасный, чистый звон, мешки были тяжелы, но насколько же больше его было бы, если бы эти пунийские гиены не боялись Рима?

Свою ярость он вымещал, изрыгая самые изощренные проклятия на карфагенских богов, город, людей — на все, что только приходило ему на ум. Внезапно он оборвал себя, посмотрел на Зарксаса, стоявшего у руля, и с яростью бросился к нему.

— Прочь от руля! Пуниец, проклятый, паршивый пуниец! Прочь, или…

Но силач без труда отстранил обезумевшего пирата и спокойно ответил:

— Сперва позови другого рулевого. Сейчас я руль не отпущу. И не смей в моем присутствии поносить пунийцев.

— Что? Не слушаешь? Угрожаешь мне? Ты, блудливый пес! Эй, Оманос, Сифакс, Аминтос, старые товарищи, ко мне! Слушайте! Этот шакал взбунтовался! Что с таким делать?

— За борт! — взвизгнул Сифакс, который не мог простить Зарксасу, что тот оказался сильнее.

— Так и есть! Все неудачи начались с той поры, как мы приняли этих троих! Нумидийская военная галера, римская — военная! Что это такое? Мы, свободные повелители морей, должны воевать со всеми? Это не наше дело! Наше дело — брать добычу! А тут, вот что, столько наших полегло! Все из-за Карфагена! Посему клянусь третьей пастью Цербера, что Карфаген мне за это заплатит! Не сдвинусь с этих морей, пока не наполню нашу галеру карфагенским золотом! Не притронусь к другой девке, кроме пунийки! Месть Карфагену!

Сифакс, опасаясь, что вождь в пылу забудет о Зарксасе, прервал его:

— Верно говоришь! Но пока что делать с этим, вот с этим? О, как дерзко смотрит! Силач, вы только поглядите!

— Этот? — Тридон обернулся, зловеще спокойный. — За борт!

— Стоять! — Кадмос протиснулся сквозь толпу, за ним — Идибаал, поигрывая ножом, за ним, после короткого колебания, — Магон, некогда гребец на захваченной нумидийской галере, который отличился сноровкой в обращении с катапультами и в бою с римской триремой заслужил всеобщее уважение. — Руки прочь от этого человека!

— О, за своего заступается! Псы всегда стаей!

— Вождь! Это бунт! Смотри, уже четверо пунийцев!

— Эй! — крикнул