Волхв - Сергей Геннадьевич Мильшин

ведро для отправления естественных надобностей. Устало опустившись на солому, Смагин подтянул колени к подбородку. Весь ужас создавшегося положения тотчас охватил его. Клёнка понимал: выйти живым из подвалов почти невозможно. Отсюда уходили только на плаху или исчезали бесследно. Как же его так угораздило? Что стоило спрятаться за дерево, и они прошагали бы мимо? Или вообще не выходить к дороге, ведь знал, что опасно. Зачем туда попёрся? Тяжело вздохнув, Клёнка провёл рукой по стене. Каменные стены подвала, сложенные из крупных булыжников, оказались на ощупь сухие, холодные и гладкие. Сколько спин шлифовали эти камни? Сколько судеб сломали эти стены? Сколько его предшественников с призрачной надеждой на спасенье бездумно упиралось в их ледяную гладь горячими лбами. О чём они думали? Он закрыл глаза и, сердясь на себя, изнемогая от бессилия, заскрипел сжатыми зубами.

Похоже, его светлость сон всё-таки свалил пленника, потому как Клёнка не слышал ни громкого взвизга открываемой двери, ни голоса стражника, а проснулся от того, что кто-то сильно, так что дергалась нога, стучал ему по подошве. Сапожник сел, бестолково хлопая ресницами. Здоровый стражник с небольшим факелом, зажатым в огромном кулаке, со слегка приплюснутым лицом, похоже, из мордвы, пинал его.

– Проснулся, наконец, – он равнодушно разглядывал Клёнку. – Здоров ты спать, парень.

Смагин провёл ладонью по лицу:

– Ночь не спал, вот и вырубился.

– Ладно, то не моё дело. Вставай, протоиерей зовёт. – И посторонился.

Смагин медленно поднялся. Покрутил затёкшей шеей, разминаясь. Выходить не хотелось до ужаса.

Отсвет факела прыгал и метался по сумрачным стенам. Тени играли в догонялки, создавая какую-то мрачную картину нави. Следуя за стражником, Клёнка миновал короткий коридор, каменные избитые ступеньки вывели их наверх. Сразу стало светлей. Стражник опустил факел в ведро с водой, и он зашипел как гадюка, придавленная сапогом. Вдоль стен внутреннего коридора покачивались огоньки нескольких свечей. Стражник пропустил Смагина вперед. Через несколько шагов скомандовав остановиться, толкнул крепкую низкую дверь: «Заходи». Клёнка пригнулся и рывком, как в холодную воду, шагнул в помещение.

За круглым столом боком к дверям сидел человек в дорогой шёлковой рубахе с расстегнутым воротом. На груди вышитый воротник скрывала расчёсанная на два клина борода. Блестели смазанные чем-то жирным разделённые пробором чёрные волосы. Незнакомец был носат, с крупными оспинами по лицу. Клёнке показалось, он когда-то видел этого человека, но где – не вспомнил. А вот восседающего в углу комнаты на высоком стуле Никифора в чёрной рясе признал сразу. У Клёнки похолодело внутри. «Ну всё, попался. Теперь не отвертеться». Слабую надежду на то, что его тут не признают, смыло холодным потом, выступившим между лопаток. Остановившись посреди комнаты, скинул шапку. Человек в рубахе, прищурившись, оценил взглядом Клёнку:

– Кто таков? Что делал в лесу?

Смагин опустил глаза. Несмотря на несколько часов бездействия, он так и не придумал, что будет отвечать на этот вопрос. Точнее, на его вторую часть. Кто таков, Клёнка скрывать не собирался – всё равно узнают. И тут в гулкой горнице раздался густой бас протоиерея:

– Да это же сапожник. – Никифор поднялся, опёршись на посох. – Я тебе рассказывал – книги утаил. А мы за тобой посылали. Куда ж ты подевался?

Клёнка словно закаменел. И что теперь говорить? Взгляд заметался по плахам некрашеного пола, узловатые пальцы затеребили шапчонку.

Человек в рубахе по-новому взглянул на неподвижного Смагина:

– Так вот кого я в лесу подобрал?! – недобрая улыбка тронула тонкие губы. – То-то он от страха вспотел аж. Теперь понятно.

Только теперь Клёнка понял, кто перед ним. Чернец! Без плаща и клобука он разительно переменился.

Никифор приблизился к сапожнику вплотную:

– Ну, чего молчишь, как воды в рот набрал?

– А чего говорить-то? – Клёнка сглотнул комок.

– Чего не пожаловал? Звали же.

– Так. Идтить надо было.

– И куда это ты торопился?

– В Коломны.

– Чего там забыл?

– Сродственники там.

– Соскучился? – Никифор шагнул в сторону, постукивая палкой по доскам пола.

Клёнка промолчал. Ответа, похоже, и не ждали. Перед ним остановился чернец. Двумя руками дёрнув ворот рубахи Смагина в разные стороны, зло ухмыльнулся, углядев в разрезе крестик на тонкой бечёвке:

– Ты же христианин. Я видел, как на купала святой церкви крестился. Зачем дьявольские книги от очистительного огня спасал?

Клёнка невольно прикрыл крестик ладонью:

– Они не дьявольские.

– Да ты думаешь, что говоришь? – возмутившийся протоиерей пристукнул посохом. – Может, у них – язычников и празднества не дьявольские? – он с подозрением скривился.

Смагин опустил голову, решив больше вообще ничего не говорить. А то и так уже про Коломны проговорился. Как-то уж очень легко сболтнулось, как будто пьяный был или под наваждением. Этот чернец, похоже, на него как-то влиял.

– Куда книги дел? – чернец, ухватив Клёнку за палец, начал выкручивать его кверху. – Говори, пособник язычников.

Смагин выгнулся и сквозь нарастающую боль неожиданно увидел ответ, письменами, повисший перед ним в воздухе, как на доске мелом. Будто невидимая кисть нарисовала перед глазами белесые буквицы:

– Я их в лесу зарыл. У-у-уу, – на приметном месте.

Страшная рука отпустила палец:

– Место найдёшь? – пристальный взгляд уткнулся в лицо Смагина, словно чернец пытался прочесть мысли сапожника.

Клёнка ухватил ноющий палец ладонью. Всё-таки он очень сильно скрутил, может, даже сломал:

– Найду.

– Ты ему веришь? – Никифор выставил голову из-за плеча чернеца, тоже внимательно посмотрев на Клёнку. – А если набрешет?

– Набрешет, кровью умоется, сразу там, на месте, – чернец отвернулся от Смагина, сразу потеряв к нему интерес. – Завтра с утра пойдёшь, покажешь. – Он устало присел на лавку. – Никифор, позови бойца.

Протоиерей молчком толкнул входную дверь:

– Кузьма, – в коридоре отозвался гулкий голос. – Подь сюды.

Уже знакомый Клёнке стражник равнодушно затоптался у входа, ожидая распоряжений.

– Отведи этого. Поживёт ещё. До завтра.

Не меняя выражения лица, стражник посторонился, пропуская Смагина. Довольный, что отпустили, сапожник почти вылетел из горницы. «Кажись, на сегодня проскочил. До утра есть время придумать, как быть завтра».

Обратный путь показался Клёнке уже не таким мрачным, и даже отблески факела на стенах теперь представились ему более жизнеутверждающими.

Стражник дёрнул ручку деревянной двери, обитой железными полосами, петли снова взвизгнули.

– Когда только смажут. Говорил же.

Смагин с облегчением шагнул через знакомый порог. Дверь захлопнулась, и он снова остался один в кромешной темноте. Но звуки с воли сюда долетали. Звенели сверчки за окошком совсем рядом, вдалеке разводили хоры болотные жители – лягушки. Клёнка упал на солому, закрывая глаза. Смерть немного отложили, он был рад и тому. В его положении любая отсрочка казни – уже победа. «Что же мне делать завтра? Как выскользнуть из лап