В лесах Прионежья - Ефим Григорьевич Твердов

у него в мереже всегда густо, а у них пусто. Знаю и то, товарищ советский председатель, что Андома — река есть государственная. А я-то чей? Я тоже человек государственный, рыбнадзор… и прочее…

Отступился от Менька Григорий Стеблев, а Фарисей проказничает, не унимается. Колхозники, что любительски занимаются рыбной ловлей, в сельсовет пришли, потребовали:

— Примите строгие меры к браконьеру Меньку. Жизни от него не стало. Рыбу из мереж вынимает, неповинных людей штрафует, сутяжничает, взятки кой с кого берет…

Колхозникам не откажешь. Пришлось срочные меры принять. Вместе с председателем союза охоты и рыбной ловли пришел Стеблев на поветь к Меньку. Его в ту пору дома не было. Парашка объяснила, что Фарисей уехал мережки да сетки проверять. Прасковья показала содержимое погребца, а пока они разглядывали да просчитывали, явился и сам Менек. На радостях всем руки жмет, в гости приглашает:

— Копченочки из форели аль лососятку поджарить? А?

Потом на Парасковью прокричал, что проскрипел журавлем:

— В сельпо! Нужен продухт!

Парашка убежала, а они вскорости в сельсовет ушли да там акт составили и вынесли тот акт на обсуждение колхозного собрания. Колхозники единогласно — судить Менька товарищеским судом. При голосовании один Акимов воздержался. Не мог свата обидеть.

Суд над браконьером Меньком проходил в колхозном саду на открытой сцене. Председателем суда был избран расторопный тракторист Клюшкин, а заседателями пристроили Глашу Увалову да Анютку Демину: славные девки, себя в обиду не дадут, любому мужику нос утрут. Народу на суде было полным-полно. Сам Менек на суд пришел в сатиновой рубахе с кашемировой лентой по подолу. На квадратной голове лихо сидела серая кепка, стеганная под звездочку, в зеленых шароварах с напуском, а сапоги лакированные в гармошку. К березке притулился, семечки грызет, шелуху на помост кидает. Заседательница Глаша замечает:

— Гражданин Менек, так-то делать нехорошо. Люди подметают, а вы сорите.

Менек головой тряхнул, низко поклонился.

— Извиняюсь, — сказал с язвочкой, добавил: — Техничка Валя деньги чистым серебром получает, подметет. Наше дело плевать, а ее растирать.

Глаша выругалась, отошла в сторонку.

Председатель Клюшкин и заседатели, Глаша и Анюта, за стол прошли. Клюшкин громко сказал:

— Суд идет! Прошу встать!

Все встали. Менек как сидел, так и остался сидеть. Клюшкин на него рукой показал, просит:

— Гражданин Менек, прошу встать.

Менек глаз сузил, прошипел:

— А это еще зачем?

Клюшкин опять же его любезно просит:

— Гражданин Менек, прошу встать.

Менек заулыбался, заискивающе ответил:

— А ежели я встать не могу?

— Граждане, что рядом с Меньком, подсобите ему подняться.

Все засмеялись. Менек поднялся, прошептал:

— Самодеятельная инсценировка…

Тракторист Клюшкин обвинительный акт зачитал. Пока перечислял то, да се, зал молчал, а как сказал:

— Во время обыска у гражданина Менька обнаружено тридцать две лосятки в копченом виде, каждая весом от шести до девяти кило, двадцать две форелины в сухом посоле, каждая весом от трех до шести кило, и все оные обвернуты казенным пергаментом, что намедни потерялся из маслозавода… и так далее… — тогда зал тяжело вздохнул. У председателя волосы дыбком поднялись.

— Вот это жимолость…

— Действительно, рыбобжор, а не рыбнадзор…

Менек заседателей взглядом обежал. Председательствующий его спросил:

— Для какого порядка вы, гражданин Менек, обеспечивали себя с избытком красной рыбой?

Менек встал, пальцы у правой руки загибать почал, с усмешкой заговорил:

— Пару рыбин я еще с весны директору маслозавода посулил — р-раз. Три рыбины взялся скоптить для прокурора — два-а-сс… Рыбину я самолично обещал главному ревизору района — три-и-сс… Пять рыбин берегу для приезжего начальства — четыр-ре-е-сс… Ну, и кое-кому по мелочишкам.

— Кому же? Выкладывай!

— Да всем, кто хочет. Вот я какой, а вы судить… Кого судить-то? Меня, Фарисея Кирьяновича. А за что? Намедни инспектор рыбнадзора, что проживает в Петрозаводске, у меня взял две рыбины да чарку вина выпил… Бухгалтер сельпо, что мне зимой самолично из склада принес валенки, разве ему откажешь? Взаимовыгодность, взаимоодолжение, а вы судить…

Председатель Клюшкин снова спросил обвиняемого:

— Гражданин Менек. Расскажите суду, по какой такой надобности у тебя в погребце оказалось шесть трехлитровых банок лососиной икорки?

— Это что под вакум закупорены? — без возмущения спросил Менек.

— Не знаю, под какой вакум ты их закупорил, только я их самолично видел.

— Конечно, — совсем спокойно заговорил Менек. — Как же не видеть их. Не ворованные, прятать нечего. Не ты ли посядне приходил ко мне на погребец, в ногах валялся, упрашивал отпустить икорки для больных ребятишек… Помню, помню. Как же не помнить-то.

Кто-то из зала сурово спросил Менька:

— А вы ему икорки-то дали?

Менек опять же спокойно ответил:

— Держи карман шире. У него ребятишки, а у меня начальство. Не могу же я оставить без икорки, ежели прибудут на гостины. Начальство, оно и есть начальство. Рыбнадзоровское начальство еще с весны заказало сготовить для них икорки. Не всякому мой товар дается, не даром продается.

И суд удалился на совещание. Зал снова вздохнул, заперешептывался, на Менька серьезные взгляды стал бросать, что из рогаток стрелять. Потом народ от него отвернулся, а Менек сидит один на переднем крае и семечки шелушит. Ему хоть бы что. Он верил в силу красной рыбицы, но ошибся. Народ — не рыба, не коптится, не солится.

Приговор Клюшкин читал стоя:

— «Товарищеский суд колхоза «Красный рыбак» некомпетентен выносить приговор за злодеяния рыбнадзора Фарисея Кирьяновича Менька. Товарищеский суд постановляет: дело о браконьерстве Менька передать в народный суд пятого участка…»

Зал рукоплескал. Менек мычал и часто сморкался, а потом встал и во всеуслышание заявил:

— С меня что с гуся вода. У меня брат в юристах сидит — оправдает.

Но и братан-юрист не помог. Через месяц Менек ушел в город на суд, да оттуда так и не вернулся. Говорят, что тот суд приговорил Менька к высылке из пределов заповедника на два года.

И хорошо.

ПОЕДИНОК

В деревне Гридино, где я провел свое детство, у меня был дружок, Васька Ястребов. Дом Васьки Ястреба стоял в первой порядовке деревни почти у самой реки Вожеги, так что отец Васьки, Никита Парфеныч, часто бахвалился:

— Зачем нам с Васькой на рыбалку ходить. Отвори окошко — и знай закидывай лесу, а рыба тут как тут…

Но рыбы тут как тут, конечно, не было, и мы всегда над Васькой смеялись:

— Рыбку из окошка удишь, а горошек с картошкой варишь.

В деревне Ваську все звали Ястребом, однако он нисколечко не был похож на бойкую и хитрую птицу — ястреба. Васька был малоподвижен, толстоват, нос что бабья кнопка, волосы в кудрях и все белые, руки длинные не по