Орловский и ВЧК - Владимир Черкасов-Георгиевский

— А из утро вашего — такой представительный, старого закалу-с. Я на Большеохтинском кладбище-то состоял могильщиком. Да в последнее время с дела сошел-с по нездоровью, сыростью от земли ишиас нажил и надорвал сердчишко. Болтался там, а товарищ этот, пальто у него еще с бобром, заприметил меня и рекомендовал под ваше начало.

— Ага, сам Кирпичников! — с удовольствием узнал и назвал Орловский руководителя Центрального бюро уголовного розыска при его комиссии, бывшего начальника сыскной полиции.

Тот был вне подозрений, которые беспокоили Орловского. То есть подложить по службе свинью своему шефу, которым для него являлся Орловский, Кирпичников был способен, но для ВЧК вряд ли стал бы стараться. Скорее всего, опытный сыщик присмотрел безработного Скорбина на Большеохтинском кладбище, около которого начала действовать банда Гроба, для будущей агентурной или консультативной работы именно по этой шайке.

— Слыхали о попрыгунчиках, начавших свои преступления около вашего кладбища? — уточнил он.

— Как не слыхать-с, однако боле ничего не знаю.

— Вот и постарайтесь узнать. На той неделе они продолжили налеты в Москве у Ваганьковского кладбища, после чего там почти всех гастролеров уничтожили. Но их главарь жив и, возможно, снова возобновит свои действия у нас с остатками банды. Я изложу потом вам последние сведения подробнее, а сейчас к вам такие вопросы. Готовы ли, товарищ Скорбин, под видом ищущего работенку у воров на подхвате, пособирать сведения в уголовных и, так сказать, околокладбищенских кругах? Как это вы «надорвали сердчишко»?

Скорбин потер ручищи, задумчиво поглядел в окно на заснеженную Фонтанку и уныло заговорил:

— Вполне могу попробовать. А с сердцем-то больше нервное. Верите али нет, товарищ комиссар, а и могильщики настрахаются в иной раз… В аккурат с месяца три назад я с артелью одного человека схоронил, так и по сей час в себя не приду. Морда-с у него такая, что и в гробу, в предцарствии лежащая кирпича просила. Носик только посинел… Правое слово даю — спросите, коли не верите, наших. Из прасолов он, из спецьялистов по мясному делу. По-мер-с человек, в иной мир отошел, а на роже такая краснота, что живому дай Бог.

— Неужели есть такие в наши голодные времена?

— А что же, — печально обвел его Скорбин запавшими глазами. — У него здоровье еще то: кровь скотинную пил. Нам прямо казалось, что вот встанет и тиснет по уху. Сказывали, силен был — тушу коровью али бычью, изволите представить, без какой иной помочи один вешал на крюк. А помер уж с водочного опою, лишнего испил и помер… Сродственники толковали, что из гроба вставал и ходил ногами по ихней квартире. Оборотень!

— Попрыгунчики, видимо, имеют отношение к публике того сорта, — надевая очки, проговорил Орловский, переставший шутить на эту тему после того, что рассказал ему Ревский.

— Да-с, такие бывают. Им и земля нипочем… Когда крышку, на гроб тому обломаю прибивали, так старшой наш Герасим Сидорович сам видал, как он рожу сморщил, будто чихать желание имел.

Орловский все же улыбнулся. Могильщик грустно и поучительно произнес:

— Вы на мои слова, товарищ, не смейтесь. У нас практическое дело за много лет, всяко видывал. Упокойный в вежливом положении тоже всякое имеет поведение. Возьмет и чихнет, а живой человек умом сре-шится… Выходит: помереть не помрет, только время проведет по нечистого духа вразумлению…

Его высокородие понял, что не найти ему лучшего агента для поиска в Петрограде Гроба и оставшихся попрыгунчиков.

* * *

Вечером этого дня дома на Сергиевской Орловский услышал легкий, эдакий вкрадчивый стук в д верь, а когда ее открыл, увидел на пороге графиню Муру Бенкендорф.

Она вошла словно в свою прихожую, весело глядя на него искристо-пятнистыми глазами. Была в манто, лайковых перчатках, белом пуховом шарфе и в таком же берете, модно надвинутом низко на лоб и на одно ухо. Сбрасывая шубу на руки Орловского, воскликнула с неувядаемым английским акцентом:

— Ах, у тебя есть водка, чтобы согреться от морозной улицы?

— Непременно, дорогая, — сразу попадая в ее дамскую власть, отвечал агентурщик и, вешая шубу, невольно отметил, как плотно сидит на Муриных бедрах черная шелковая юбка в складку, а на бюсте — блузон с «верхним просветом».

Он проводил ее в столовую, ушел в кладовку и вскоре вернулся обратно с графином водки и бутылкой отличного «божоле» из неиссякаемых запасов прежних хозяев этой квартиры.

Они стали пить водку, потом вино из севрских хрустальных рюмок, закусывая картофелем «в мундире».

Мура, белозубо улыбаясь, встряхивая кудрями, распущенными на лоб и плечи, повторяла:

— У тебя здесь гораздо уютнее, чем в квартире генерала Мосолова.

— Откуда ты узнала мой адрес?

— Ах, мне кто-то подсказал у вас на Фонтанке, когда я там оказалась.

— Что? — удивился Орловский. — Никто тебе в Комиссариате не мог этого сказать.

Мура будто не услышала его слов, взяла со стола декоративную фарфоровую тарелку, скользнула взглядом и назвала по-английски изготовившую ее керамическую фабрику.

— «Браун-Вестхед, Мур энд Компани». — Продолжила по-русски: — Почти: «имени Муры»… Каковы роспись, позолота, серебрение! Такие делали в конце девятнадцатого века в английском Стаффордшире.

Впервые насторожившийся в отношении графини Орловский заговорил о начале их знакомства:

— Кстати, ты все еще являешься свидетельницей по делу о налетах попрыгунчиков. В Москве часть прибывшей туда банды удалось перестрелять, но главарь по кличке Гроб ушел. Ты должна хорошо помнить Гроба из всех налетчиков по высокому росту, как и его близкого помощника, действовавшего особенным холодным оружием, — упомянул он и Заступа.

Мура прекрасно продемонстрировала свое свойство не отвечать прямо на поставленный «наотмашь» вопрос. Ее умное красивое лицо внезапно приняло сладкое, лукавое выражение, оно сделалось «кошачьим». Графиня с полуулыбкой тянула трубочкой пурпурно накрашенных губ вино и молчала.

— Дорогая, — уже следовательски насел Орловский, — ты запамятовала человека, сообщившего тебе в Комиссариате юстиции адрес председателя Центральной уголовно-следственной комиссии. Однако вряд ли ты могла забыть впечатления, полученные тобой в крайне опасных обстоятельствах. Опиши мне, пожалуйста, подробнее двух упомянутых мною налетчиков.

Ее лицо ни на йоту не изменилось, графиня не собиралась вдаваться в почему-то ненужные или опасные для нее ответы.

Резидент вспомнил из разговора о ней в этой же столовой с лейб-гренадером Моревым, что после исчезновения Муры летом, якобы для поездки к детям в Эстонию, Локкарт так же не мог добиться от нее определенного ответа. Он вспомнил, что Морев сказал, цитируя резидента английской разведки Бойса: «Мура не принадлежит ни к вышивающим, ни к