Орловский и ВЧК - Владимир Черкасов-Георгиевский

— Слава тебе, Господи! — воскликнул официант, крестясь на восток, и ударил пальцами руки о пол поясной поклон.

Опытный агентурщик Орловский не дал Яшке отвлечься от его роли осведомителя, завербованного Ревским:

— В Москве выяснилось, что верховодит попрыгунчиками некий Гроб. Он высоченного роста, тело как брусок. Не слышал о таком?

— Истинный крест, не слыхивал-с, Бронислав Иванович, — снова закрестился Яша. — Ну, а вообще о гробах по своей линии разное могу рассказать.

Резидент, в последнее время невольно собирающий всевозможные данные о гробовом и могильном деле, поощрил его:

— Пожалуйста, опиши.

— На Нижегородской ярмарке, бывало, господ а в гроб танцовщицу клали. А люди все солидные-с, с положением, фабриканты-с: из сундучного ряда, самоварщики тульские, меховщики арзамасские. Гробик-с от фирмы бюра процессий похоронения Полушкина требовали и чтобы весь черный, пострашней-с. Свечи, люстры жгли еще для страху… Один гробик на зиму в подвале оставили, а в половодье, как ярмарку затопило, его водой-с снесло. Уплыл-с.

— Так ты работал и на Нижегородской ярмарке?

— Как же-с, целый ряд лет…. У гроба купцы настоящей слезой рыдали, и нам, на них глядючи, жалко-с. А кого и чего — сами-с не знаем-с! Жалко — и всё. Может, чужих денег-с… Цыганы кого не разжалобят, коли им платить. То заорут, чтобы плясать, а то — горе мыкать. Вот какую географию сочиняли-с… прости, Господи, согрешения наши, в аду нам за них, за греховные дела наши гореть.

Из-за малиновой портьеры у входа в кабинет шагнул Могель, которого было не узнать! Не мокроносым, кашляющим агентишкой в пальто, увязанным бабьим платком, он явился, а во-первых, в енотовой шубе Орловского, спасенной им на чекистской облаве в парадном и на крышах. А когда скинул ее, оказался в прекрасной темной тройке в белую тончайшую полоску, узел дорогого сиреневого галстука печатал ворот батистовой рубашки.

— Совсем другое дело, когда взялись за привычные коммерческие занятия, Самуил Ефимович! — воскликнул Орловский.

Тот, огладив снова завивающуюся смоляную шевелюру, барственно поглядел на Яшку и отчеканил:

— Лангусты, цыплята, ананасы, яблоки мельба и охлажденное рейнское вино.

Официант исчез, а Могель-Ванберг хозяином положения уселся на диванчик, будто снова нажил когда-то имевшиеся у него десятки миллионов.

Орловский спросил его о знакомстве с германским разведчиком:

— Какое впечатление у вас от Вальтера Бартелса?

— Он не перегружает меня агентурной работой. Основной крут интересов Вальтера в наших взаимоотношениях — скупка и перепродажа русских ценных бумаг.

— Я и предполагал, что он больше будет использовать ваши финансовые способности. Но мне-то по-прежнему необходима ваша помощь в контрразведывательных действиях.

Яша накрыл стол, они выпили. Начали есть, и Мо-гель, по его привычке говорить с набитым ртом, забормотал:

— Бронислав Иванович, однако не забудьте, что в качестве товарища Могеля я в Петрограде уже не дееспособен. И разыскиваемым трибуналом господином Ванбергом меня расстреляют в два счета.

— Но теперь вы живете под другими именами, и у вас должны появиться какие-то новые связи, судя по новому костюму и возможности угощать лангустами, — улыбнулся резидент.

— О, да! Я возобновил отношения с некоторыми бывшими биржевиками и, конечно, со спекулянтами.

— Это и нужно, потому что я продолжаю заниматься начальником комиссаров и разведчиков ПетроЧеКи Целлером и его новым подчиненным комиссаром Гольгинером.

Могель закивал:

— Помню, это тот Целлер, у которого расстреляли пятерых подчиненных за служебные злоупотребления.

— Да, и в основном — за присвоение на обысках золотых вещей, драгоценностей, антиквариата. Но прежде чем целлеровская пятерка встала к стенке, она успела изрядно попользоваться чекистскими мандатами, распродавала направо и налево все награбленное. Через «ямников» делать им было это некрасиво, поэтому прибегали к помощи дельцов повыше — барышников, спекулянтов. Фамилии целлеровских людей: Густавсон, Бенами, Коссель, Матин, Ковалев.

Самуил Ефимович воздел руку с вилкой:

— Есть попадание! На Бенами и Косселя работал Михаил Иосифович Ахановский, это крупнейший спекулянт произведениями искусства. Он обладает всесторонней протекцией и содержит у себя ценности известного коллекционера Хотькова-Рожкова, имея на это хранение германское свидетельство. Ну, а связи с ЧеКой, налаженные через Бенами и Косселя, у него так и остались. Сейчас они, возможно, идут прямо на Целлера. Я хорошо знаю Аханове кого и недавно проворачивал с ним дельце.

— Превосходно, постарайтесь через него получить на Целлера что-то новое. К сему озаботьтесь, пожалуйста, и второй фигурой — Гольгинер. Целлер этого своего подчиненного не любит, это человек председательши ПЧК Яковлевой.

Могель, схватив жирными пальцами рюмку с вином, отпил и подмигнул:

— Все понял, Бронислав Иванович. Целлер и Голь-гинер вам нужны, чтобы взяться уже за эту Яковлеву, заменившую Урицкого.

— Совершенно верно. Тут я вижу парадоксальное сплетение. Гольгинер, возможно, замешан в связях с английской разведкой, а Целлер — с немецкой, потому что якшался с агенткой германцев артисткой Карой Лотой. И вы сейчас указали, что имеющий германские документы на чью-то коллекцию Ахановский является лицом, через которого люди Целлера сплавляли награбленное. Очень вовремя вы встали на услуги для Бартелса! Это то, что касается немецкой стороны дела. О проработке в данном клубке английской линии я уже сам позаботился. Тем не менее, Гольгинером напрямую заниматься не могу, потому что давно общаюсь с Целлером и на Гороховой выгляжу его сообщником. Придется вам присмотреться к Гольгинеру, хотя теперь ваш основной участок работы — немецкие сферы влияния и связи, Бартелс.

— Весьма рад, что могу помогать вам по-прежнему, — забухтел Могель, дробя клыками цыплячьи косточки.

Впервые за историю их сотрудничества Самуил Ефимович не спрашивал денег и не намекал о гонораре. Ну, да ведь чего-то стоила енотовая шуба с плеча резидента.

* * *

Вызвал для знакомства к себе в кабинет на Фонтанке Орловский и другого новичка, введенного в его отсутствие в комиссию.

Этот Милитов раньше был сапожником. Выглядел он удало и говорил быстро:

— Эка жись-от была хреновая! Хозяин товар свез и продал, а деньги на вине пропил. Вот ферт какой! Сами бы загуляли, а на загул нет. Сидим, ровно домовые, и в кулак свистим. Винцо-то и в пользу, и во вред.

Орловский оглядел его востроносое, буроватого оттенка лицо и поинтересовался:

— На какую же пользу?

— Ну… как? Для отдохновения души и тела.

— Что же вас привлекло на работу в нашу комиссию?

Милитов строго посмотрел:

— А я здесь причем? Меня партячейка направила. Надо ж укреплять ряды советских юристов.

— Та-ак, — озадаченно протянул Орловский. — Какая же ячейка, когда вы были сапожником у какого-то хозяина?

— О, товарищ комиссар! Это когда было-то? Я при