Падение Робеспьера: 24 часа в Париже времен Великой французской революции - Колин Джонс

будто бы принуждала его к кровосмесительной связи, свидетельствует о том, что он полностью утратил какие-либо ориентиры. Видимо, именно этот эпизод подтолкнул его к состоянию мутизма, лишь усугубляющему изоляцию. Не облегчает положения и то, что контракт с Симоном закончился: в начале 1794 года тот решил сосредоточиться на своих обязанностях перед секцией Марата в Генеральном совете Коммуны. С тех пор единственные компаньоны Луи-Шарля – его грубые охранники.

Коммуна и Конвент, похоже, отказались от цели сделать из мальчика-притворщика маленького санкюлота. Но они понимают, что мальчик и его сестра могут стать разменной монетой в любых будущих дипломатических соглашениях. Также они осознают, что, если ему удастся сбежать, он сделается мощным символом контрреволюции. Один из лозунгов вандейских повстанцев на западе Франции – «Да здравствует Людовик XVII!». Поэтому меры по его охране продуманы до мелочей. За режимом тюрьмы следит ее комендант, бывший гравер Франсуа Ле Льевр[431]. Его брат Жак-Матюрен, тоже бывший гравер, сейчас входит в Генеральный совет Коммуны от секции Ломбардцев. Оба они сохранили радикальные взгляды, проявившиеся еще в 1793 году, когда они выступали за погромы торговцев, не имеющих документов от революционных властей, и учили женщин грабить бакалейные лавки. (Возможно, это небылица.)

Каждый день посменно дежурят, присматривая за заключенными, три члена Генерального совета Коммуны[432], являющиеся одновременно членами полицейской администрации. Такая схема не пользуется популярностью. Например, бакалейщик Луи-Пьер Тессье, представляющий секцию Инвалидов, весь день 25 июля хлопотал по делам своей секции, а на следующий день занимался разными вопросами в расположенном на ее территории военном госпитале Гро-Кайю. 26 июля, однако, в 7 утра ему сообщили, что этой ночью он должен будет дежурить еще и в Тампле. Уйдя с работы вечером, он заехал к себе домой за ночным колпаком и экземпляром сегодняшнего Moniteur, попрощался с семьей и поехал через весь город; в Тампль он прибыл около 21:00. В полдень, когда Жио проверяет работу заведения, он все еще там. Один из двух других полицейских смены – Жозеф Сулье, бедный портной из секции Французской гвардии, который, как утверждают, неграмотен и очутился в Коммуне и полицейском управлении лишь пару месяцев назад по настоянию национального агента Пайяна.

Заступая на пост, чиновники первым делом идут смотреть на бывшего дофина и его сестру, чтобы самолично убедиться в их присутствии. Также они проверяют насчитывающий более 200 человек отряд НГ, которому поручено охранять тюрьму ночью. Тампль – один из наиболее важных нервных узлов города, наряду с Конвентом, Домом Коммуны, Казначейством и Арсеналом, – и здесь требуется ежедневное дежурство НГ[433]. Эти дополнительные обязанности, как правило, распределяются по жребию в дополнение к обычной службе, которую несут гвардейцы.

Именно командующий НГ Парижа Франсуа Анрио[434] отвечает за эти ключевые сферы городской и национальной безопасности. Наряду с мэром Парижа Флёрио-Леско (его непосредственным начальником) и национальным агентом Пайяном он – одна из трех наиболее значимых фигур в жизни города. В отличие от них он может похвастаться тем, что был избран, а не назначен КОС. В ходе ожесточенной борьбы в июле 1793 года он одержал победу над поддержанным большинством умеренных Николя Раффе из секции Горы.

Несмотря на наличие такого рода демократического мандата, мнения парижан разделились. Молниеносный взлет Анрио в 1793 году, казалось бы, утверждает его в качестве человека из народа – и действительно, он ловко умеет переходить на легко усваиваемый толпой язык, когда это необходимо. Сын крестьянина и служанки из Нантера, что на окраине Парижа, он служил мелким таможенным чиновником у въезда в город до 1789 года, когда, по слухам, играл не последнюю роль в частых на тот момент нападениях на таможенные посты, – после чего на короткое время оказался в тюрьме. Впоследствии он поселился в юго-восточной части города – в секции Санкюлотов, расположенной в предместье Сен-Марсель, одном из самых бедных и в то же время самых густонаселенных районов города; здесь он обзавелся репутацией и политической поддержкой в качестве радикала, а затем его избрали командиром батальона НГ своей секции. Организаторы journées 31 мая и 2 июня 1793 года предложили ему возглавить Национальную гвардию всего города, и впоследствии он выиграл выборы на эту должность.

К его чести, Анрио сыграл ключевую роль в поддержании порядка в последний неспокойный год. Его хорошо знают на парижских улицах: он посещает секции, проверяет гауптвахты (особенно тщательно он следит за тем, чтобы со стен стирали граффити, покушающиеся на благопристойность) и т. д. Его радостные ежедневные бюллетени[435], которые публикуют самые разные газеты, рассчитаны на более радикально настроенную часть рабочего населения. «В свободной стране, – наставляет он своих сторонников, – закон и порядок должны поддерживаться не пиками и штыками, а посредством разума и философии». Апелляции к лучшей натуре санкюлота порой, однако, доходят до нелепости и почти уже комичного уровня сентиментальности: «Братья по оружию, давайте всегда будем возвышенны и бдительны!» или «Нам, республиканцам, нужна только хижина, а вместо богатства – хорошая мораль, добродетель и любовь к родине». А еще у него неисправимо руссоистские взгляды на женщин: вместо того чтобы толкаться в очередях, им бы лучше сидеть дома, «готовить суп и штопать носки».

У Анрио есть как враги, так и поклонники. Умеренные удивляются, как в марте 1794 года ему удалось избежать обвинения в сотрудничестве с радикальными эбертистами, с которыми он всегда поддерживал тесные связи. (Свою роль здесь могла сыграть поддержка со стороны Робеспьера.) Когда его возвели в чин дивизионного генерала, это вызвало насмешки: этот приземистый, коренастый, с курносым носом человек не был настоящим солдатом и не участвовал ни в одной кампании. Но ему по душе пестрые мундиры[436], резвые лошади, на которых можно скакать по внешним бульварам, наплевав на жизнь и здоровье пешеходов, и он распускает хвост в компании беспутных адъютантов. Надо полагать, как раз для них и их любовниц он арендовал ложу в «Опера-Комик» стоимостью 2000 ливров в год (зарплата подсобного рабочего тем временем составляла несколько ливров в день).

Анрио любит щеголять своей влиятельностью. Командование Национальной гвардией подразумевает руководство 31-й дивизией, и это дает ему право командовать всеми вооруженными силами в городе, включая жандармерию, состоящую из разбросанных по Парижу конных и пеших подразделений численностью около 2 тысяч человек. Анрио считает начальника 29-го батальона жандармерии Жана Эмара[437] нелояльным; воспользовавшись ошибкой последнего в бухгалтерии, он на короткое время заключил его под стражу. Эмар вышел на свободу только 21 июля. Послужило ли это уроком для Эмара? Или его кровь все еще кипит? Возможно, мы узнаем об этом сегодня: вчера вечером Эмара вызвали в КОС, чтобы убедиться в том, что завтра, когда члены комитета планируют отстранить Анрио от командования, он их поддержит.

Похоже, что высокое положение вскружило Анрио голову. До него дошли сведения, что один из отделов (он пытается выяснить, какой именно) направил в КОС донос на его поведение. 21 июля один старый знакомый[438] написал ему письмо, в котором по-дружески, но твердо предупредил о том, к чему могут привести его действия:

Общественное мнение начинает подвергать тебя суровой оценке. Людям не нравятся твои адъютанты с их эполетами. Их наглость, твоя манера разговаривать с людьми и вести себя, когда вы компанией выходите на улицу, не по нраву даже тем сотрудникам КОС, которые, казалось бы, должны тебя защищать. Твое время подходит к концу, и ты должен спасать свою шкуру, если сможешь.

Гражданки-прачки[439] его родного Фобура более прямолинейны:

Ты чертов прихвостень Робеспьера. У тебя хватает наглости говорить нам, чтобы мы были хорошими республиканцами и привыкали обходиться без еды и белья – которое ты и эти чертовы депутаты носите, вы, у которых всего вдоволь и которые называют себя республиканцами и санкюлотами. Если будете донимать нас своими приказами, то катитесь на виселицу вместе со всеми своими Робеспьерами и их чертовой бандой, из-за которых наши дети гибнут и умирают от голода…

Рисунок 4. Петиция прачек Сен-Марселя к командиру Национальной гвардии Франсуа