Падение Робеспьера: 24 часа в Париже времен Великой французской революции - Колин Джонс

запрещено в конце 1793 года, и многие из наиболее политически активных женщин подверглись жестоким преследованиям. Активистки общества – такие, как Клер Лакомб и Полин Леон, – оказались в тюрьме, а Олимпию де Гуж, авторку новаторской Декларации прав женщин (Declaration of the Rights of Women) (1791), отправили на эшафот, как и жирондистку, хозяйку салона мадам Ролан. От всего этого Теруань де Мерикур сошла с ума и преследует Сен-Жюста по почте. Политические деятели, чье сознание пропитано гипермаскулинной военной культурой, подчеркивают руссоистскую взаимодополняемость гендерных ролей, отводя женщине роль домашней хозяйки. Резким нападкам могут подвергнуться даже (а в каких-то случаях и особенно) женщины, посещающие публичные галереи Конвента и Якобинского клуба.

Однако вытеснить женщин из общественной жизни оказывается легче, чем с улиц, и Пайян должен понимать, что его концепция добродетели на повестке дня еще нескоро воплотится в жизнь. Неудивительно, что сегодня утром полицейские камеры не набиты только что подвергшимися эксплуатации секс-работницами. Достижению цели не способствует также неоднородность городских полицейских сил и подчиняющихся им структур. На местном уровне национальный агент может заниматься вопросами общественного порядка через посредничество полицейского комиссара[413] соответствующей секции, который представляет собой обновленную версию дореволюционных commissaires du Châtelet и теоретически избирается. Эти должностные лица работают вместе с Гражданским и Революционным комитетами секции, а также подчиняются приказам ряда других органов власти, включая КОБ и КОС. Кроме того, полицейские функции выполняет городская Национальная гвардия; в частности, она осуществляет ночное патрулирование города, в котором участвуют буквально тысячи человек. Гвардия подчиняется своему командиру Анрио, который получает приказы от коммуны. Кроме того, в каждой секции есть выборный мировой судья, который по должности входит в состав секционного Гражданского комитета.

Утренние дела[414] полицейских комиссаров города носят типично будничный характер. Например, в 7 утра комиссар секции Прав человека обнаружил, что доярка Маргерит Туен привезла в город из Венсена в седельных сумках своего мула не только стандартное, допустимое количество молока, яиц и масла, но и несколько отборных шматов мяса, предназначенных для частных клиентов на участке Тюильри. Полиция указывает на то, что это является нарушением декрета о максимуме. Ее заверения в том, что она ни в чем не виновата, полицейских не убеждают. В 8 утра обнаружено еще одно нарушение декрета о максимуме: незаконная погрузка товаров на острове Сен-Луи. Прочие утренние дела[415] полицейских комиссаров не менее будничны. В секции Французских гвардейцев кухарка Антуанетта Рок ходатайствует о том, чтобы ее 30-месячного ребенка взяли в больницу для подкидышей: она не справляется с воспитанием в одиночку. В секции Инвалидов произошел прискорбный случай: молодой парень, купаясь в Сене, не выплыл с глубины и утонул. В секции Бонн-Нувель, в помещении, откуда нужно было забрать селитру, возникло недоразумение с запертой дверью: ее пришлось взламывать силой. В одном из северо-западных районов города своя беда: там гниет расчлененная туша свиньи. Местные жители воруют куски мяса, полагая, что раз в нем еще не появились личинки, то его можно употреблять в пищу.

Однако, несмотря на видимость спокойствия, городские власти предупредили о высокой вероятности проведения сегодня демонстраций рабочих против максимума заработной платы, введенного Коммуной 23 июля (5 термидора). Анрио объявил тревогу по этому поводу 25 июля. Кроме того, существует опасение, что завтра протестующие могут выйти на улицы и испортить праздник в честь Бара и Виала. Несмотря на то что первоначально Анрио довольно легкомысленно отнесся к беспокойству мэра Флёрио-Леско на этот счет – и во всеуслышание заявил, что на общественных празднествах нужны разум и хорошее поведение, а не вооруженные люди, – сегодня утром Флёрио настаивает на усиленном присутствии НГ[416].

Над проблемой рабочей демонстрации приходится ломать голову еще и собственной полицейской администрации Коммуны. Конторы этой административной службы находятся в здании мэрии на острове Сите, в бывшей резиденции старшего магистрата (Premier Président) старого парижского парламента. Оно спряталось посреди клубка узких старинных улочек, соединяющих его с набережной Орфевр. В 1792 году число членов Муниципального совета, назначенных работать в полицейском управлении, составляло четыре человека, но в связи с огромным объемом работы их количество увеличилось. В настоящее время их уже 20 человек. Их первейшая задача – работа с подозреваемыми[417] (совместно с секционными революционными комитетами) и надзор за тюрьмами; сферы эти тесно взаимосвязаны. Лица, признанные подозреваемыми, могут быть заключены в одну из ста городских тюрем, которые в настоящее время скрипят по швам из-за большого количества заключенных. Три четверти из 8000 заключенных – парижане. Закон о подозреваемых от 17 сентября 1793 года определял политического подозреваемого очень широко, а формулировка, которую в октябре 1793 года дала Коммуна, – еще шире: «Лица, которые, не сделав ничего против свободы, не сделали ничего и для нее». В значительной степени определение политического подозреваемого – вопрос взгляда того, кто выносит приговор. И если последний является членом одного из секционных революционных комитетов, на которые возложена задача политического надзора, это может оказаться делом рискованным.

Увеличение числа полицейских чиновников сопровождается высокой текучестью кадров. Это объясняется как политическим соперничеством, так и доказанными обвинениями в коррупции. Весной произошла масштабная чистка, отчасти вызванная необходимостью избавиться от эбертистов, а отчасти – ростом полномочий КОС за счет урезания автономии Коммуны. Только один из 20 человек, занимающих в настоящее время свои посты, был назначен до 1794 года – а именно Этьен Мишель из секции Соединения, и даже он пережил кратковременное тюремное заключение. Почти все новички были назначены КОС, и, как правило, это лица, связанные с Робеспьером или симпатизирующие ему. Они представляют собой достаточно приличный срез парижского санкюлотства. Многие из них имеют опыт работы в торговле роскошью (здесь, среди прочих, три ювелира, два художника, два часовщика, двое портных, краснодеревщик, гравер и мастер по изготовлению зеркал), а Мишель – производитель румян, у которого работает полдюжины или более рабочих. Уровень грамотности некоторых из них невысок. Уроженец Кёльна сапожник Мартин Вихтерих[418] (так удививший обвинителей конфискацией пряжек для обуви у заключенных) – один из самых скромных и неразговорчивых. «Терпите, – сказал он однажды группе заключенных с дельфийской определенностью и на очень плохом французском, – справедливость справедлива, истина истинна, а эта длительность не может длиться бесконечно».

Полицейские чиновники – зная о новом походе Пайяна против порока и об угрозе масштабных демонстраций против максимума зарплаты – предвкушали напряженный день. Но пока ничто не выходило за рамки обыденного. Главным происшествием ночной смены[419] стал арест нескольких подозреваемых в политических преступлениях. В 3 часа ночи дежурные администраторы Фаро и Терло отправили наряд за слесарем и его женой на улице Лавандьер в секции Музея. У женщины была обнаружена монета с лицом покойного тирана (он же Людовик XVI), а также несколько ключей подозрительного вида; людей гильотинировали и за меньшее. В 4 утра те же офицеры послали эмиссара с еще одним ордером на арест по невыясненному обвинению. Часы сна – хорошее время для тихих арестов.

Сегодняшнее утро – сплошная рутина. Ночью из магазина в районе Сен-Рош похитили крупный тайник с драгоценностями[420]: часы, бриллиантовые браслеты, золотые цепочки, ожерелья и т. д., а также 30–40 красных колпаков. (Вор, видимо, патриот.) Подозреваемых нужно допросить, но лучше не давать им возможности «вариться в собственном соку», прежде чем приступать к допросу. Предстоит разобраться с теми, кого только что посадили, и с теми, кто подлежит переводу в другую тюрьму, провести инспекцию мест заключения. Выяснилось, что Александр Верне[421], которого сегодня рано утром НГ секции Арсенала обнаружила спящим у своего караульного помещения на улице Бирага, не только напился и нарушил порядок, но еще и прогулял дежурство в своей родной секции Ломбардцев. Его направят в тюрьму Ла Форс, и 9 термидора он запомнит надолго.

Администратор Терло заблаговременно посетил тюрьму Аббатства, чтобы проверить состояние канализации. Эта мера обеспечения городской гигиены, привычная для других тюрем, была воспринята многими заключенными как прелюдия к очередному витку сентябрьских убийств. Канализация станет могилой для заключенных: мельница слухов работает на полную мощность. В тюрьме монастыря английских