Падение Робеспьера: 24 часа в Париже времен Великой французской революции - Колин Джонс

собрание, чтобы представители секций могли встретиться и отрепетировать свои роли. Выдающийся композитор Франсуа-Жозеф Госсек, написавший для этого дня патриотический гимн, лично руководил вчера репетициями в секции Брута. Кроме того, для помощи в репетициях секциям придаются музыканты и хористы из Национального института музыки. Однако вечером 8 термидора мэр Флёрио-Леско все еще жаловался, что не все секции получили должный инструктаж. Остается неясным, кто на какой стадии подготовки находится.

Ключевую церемониальную роль в торжествах должен играть председатель Конвента[365], которого депутаты избирают раз в две недели. В настоящее время председателем является Колло д’Эрбуа, у которого есть дела и поважнее. Робеспьер тоже, похоже, потерял всякий интерес к этой затее. Несмотря на свою ключевую роль куратора фестиваля, он ни разу не упомянул о нем в своих вчерашних речах. Как будто всего этого недостаточно, выясняется, что мастер празднеств Давид[366] заболел. Не настолько серьезно, однако ж, чтобы отказаться от планов взять на праздник своих детей. И не настолько, чтобы накануне вечером в Якобинском клубе не поддержать яростно Робеспьера. Однако – достаточно, чтобы, вернувшись домой из клуба, принять лекарство, которое заставит его не вставать с постели 27 и 28 июля. Возникает вопрос: не дипломатическая ли это болезнь? Не жалеет ли Давид о том, что вчера вечером в Якобинском клубе пообещал выпить цикуту вместе с Робеспьером?

7:00

СЕКЦИЯ ЖАК-ЛУИ МЕНЕТРА (СЕКЦИЯ БОН-КОНСЕЙ)

В соответствии с постановлением о нормировании потребления свинины[367], принятым несколько месяцев назад, на станцию взвешивания при больнице Сальпетриер на юго-востоке города пригоняют примерно 300 свиней; там их регистрируют, нумеруют красной краской, а затем распределяют по мясным лавкам по всему городу. В каждую из 48 секций свиней привозят раз в два дня. Больше достается самым густонаселенным секциям: секции Гравилье на Правом берегу и Пантеона на левом, где проживает от 20 000 до 25 000 человек, получают по 11 свиней, а самые малонаселенные – по 5. В последние дни стало расти недоумение относительно того, как именно эта система работает на местах, и поэтому сегодня утром в ряд секций прибудут чиновники, чтобы разобраться в ситуации. Никому не нужны неуправляемые очереди.

Секционные чиновники и комитеты[368] играют важнейшую роль как в повседневной жизни города, так и в его демократических процессах. Даже выборы в муниципалитет, пожалуй, ценятся жителями конкретных районов меньше, чем проводящиеся на общих собраниях секций выборы в комитеты, занимающиеся внутрисекционными делами. Каждая секция избирает Гражданский комитет, появившийся сразу после летнего кризиса 1789 года. С тех пор форма и состав гражданских комитетов претерпели ряд изменений, но они по-прежнему остаются ключевыми политическими элементами в жизни секции, неся ответственность за обеспечение правопорядка, здоровья и благополучия населения, а также за то, чтобы передвижение граждан по своим делам было безопасным. Как правило, двенадцать членов комитета – солидные граждане, пользующиеся уважением местных жителей. Председатель каждого комитета (эта должность занимается по очереди) председательствует на общем собрании секции, устраиваемом два раза в декаду, и имеет право созывать внеочередные собрания в кризисные моменты. С мая 1794 года эта должность стала оплачиваемой. С нынешними ценами суточное жалованье в размере 3 ливров богачом никого не сделает, но поможет компенсировать убытки, вызванные революцией.

В настоящее время президент (или председатель) Гражданского комитета секции Бон-Консей, примыкающей к секции Общественного договора и находящейся к северу от Ле-Аль, – 50-летний стекольщик Жак-Луи Менетра[369]. До 1789 года он специализировался на изготовлении фонарей и уличных светильников. В его репертуаре и сейчас найдется множество рассказов о веселой юности, проведенной в странствиях по Франции, когда, будучи подмастерьем, он чередовал изучение новых технологий глазурирования с укладыванием в постель честных домохозяек, беззащитных девушек и разочарованных монахинь. Если верить ему, в ту пору его жизнь представляла собой хронику ночных эскапад и драк с городской стражей, бурных пьянок и гулянок. Каких только историй с ним не приключалось: он играл в теннис с принцем крови и в шахматы – с философом Жан-Жаком Руссо, общался с государственным палачом Сансоном, а еще маленький Дофин наблюдал за его фиглярством, пока он чинил разбитые окна в Версале, и т. д.

В какой-то момент Менетра остепенился и стал солидным гражданином[370]. Он опора Национальной гвардии своего района, избранный заместитель мирового судьи секции, а также председатель гражданской комиссии. Несколько дней назад ему не удалось избраться в Генеральный совет Коммуны – пришлось уступить своему другу Антуану Жантелю. Он утешает себя тем, что участвует в работе секционного Комитета благотворительности[371], оказывающего помощь нуждающимся жителям.

Несмотря на то что члены секционных комитетов благотворительности не получают зарплату и обычно назначаются, а не избираются, это одни из самых наиболее усердно работающих чиновников местного уровня. Именно на них держится организация помощи беднякам – гораздо более гибкая, чем основанная на добрых намерениях, но, по существу, формальная (и вечно страдающая от недофинансирования) схема центрального правительства. Муниципальный фонд, пополняемый за счет благотворительных поступлений, позволяет оказывать помощь не только больным беднякам, но и старым и немощным, беременным женщинам и кормящим матерям, семьям временно безработных и «защитников отечества» (то есть военнослужащих). Это продолжение традиции благотворительности времен Старого порядка, но теперь в более демократичной и секуляризованной форме; комитет стремится откликаться на потребности всех нуждающихся граждан (а не только благочестивых католиков). Эти органы играют свою роль в формировании у малоимущих слоев населения чувства гражданского права, связанного с эгалитарной миссией Республики. Всю свою жизнь Менетра был где-то поблизости от первых лиц. Но в зрелые годы он стал ценить то, чего добилась революция[372]: Республику, которая стремится заботиться о своих гражданах. Член Гражданского комитета, Менетра теоретически обладает всеми полномочиями для того, чтобы обеспечивать соблюдение прав граждан и защиту народа от его врагов. На практике же на эту роль имеется конкурент – Революционный комитет[373] секции. Декретом Конвента от 21 марта 1793 года в каждой коммуне Франции и в каждой секции Парижа были созданы так называемые «наблюдательные комитеты». Первоначально их деятельность заключалась в наблюдении за иностранцами и чужаками, но в ходе политического кризиса лета 1793 года их полномочия были значительно расширены. В частности, революционные комитеты составляют списки подозреваемых в политических преступлениях в соответствии с Законом о подозреваемых от 17 сентября 1793 года, а также по своему усмотрению могут арестовывать и заключать в тюрьму. Они выдают удостоверения личности (cartes de sûreté), а также «гражданские сертификаты» (certificats de civisme) тем, чей патриотизм нуждается в подтверждении. Многие комитеты используют свои полномочия, избегая эксцессов, – с тем, чтобы обеспечивать спокойствие и сдерживать действия контрреволюционеров. Но здесь есть место и для злоупотреблений. В некоторых секциях процветает откровенная коррупция. Революционный комитет в секции Красного Колпака[374] на Левом берегу устроил настоящую систему рэкета, требуя взяток от потенциальных подозреваемых. То, что ключевые фигуры в комитетах используют свой авторитет для того, чтобы создать или удержать при себе клиентелу посредством покровительства, – можно сказать, обычное дело.

Подобного рода практики были характерны для жизни кварталов при Старом порядке. Но теперь в них появился привкус смертельной опасности. Ведь полномочия революционных комитетов – арестовывать, заключать в тюрьму и выявлять подозреваемых – подразумевают и возможность открывать дорогу на гильотину. В последний год это становится все более актуальным, особенно в связи с тем, что, в силу обострения смертельных конфликтов внутри политических классов, не в последнюю очередь с участием дантонистов и эбертистов, в среде чиновников местного уровня установилась атмосфера взаимного недоверия. Жак-Луи Менетра почувствовал, как настроения меняются: повсюду царят страх и подозрительность. У него появилось ощущение, что за каждым, кто хоть немного участвует в общественной жизни, установлено наблюдение и даже поступки, совершенные в прошлом, задним числом измеряются мерилом республиканской добродетели. В этих условиях, угрюмо понимает Менетра, отойти от общественной жизни опаснее, чем остаться ее активным участником. Он старается не отказываться ни от каких должностей[375], которые ему предлагают.

В условиях, когда КОС (и в меньшей степени Коммуна) настаивает на все дальнейшей централизации и требует все большего конформизма, жизнь местных секций становится менее насыщенной, чем раньше. И движение