Битва за Адриатику. Адмирал Сенявин против Наполеона - Владимир Виленович Шигин

Особо много неприятностей доставлял всем начальник контрольной части на эскадре Шельтинг, отчаянный склочник и интриган. Что ни день, то от Шельтинга ложились на стол густо исписанные листы доносов. Вскоре не было на эскадре офицера, на которого бы он еще не доносил. Первое время Сенявин доносы те читал, ведь их писал как-никак начальник контрольной части, затем лишь бегло просматривал, потом стал откладывать в сторону. В конце концов вызвал к себе контролера и сказал, прямо в глаза его бегающие глядя:

– Соображая поступки ваши, я сомневаюсь, что вы не помешаны в уме или не имеете иной другой болезни, весьма свойственной с вашей злобой!

В тот же день Шельтинг был рассчитан и отправлен сухопутным путем в Россию.

Так, не сразу, а постепенно Сенявин выкорчевывал вредное, сея семена доброго. Разумеется, получалось все не сразу. Было непонимание, злословие и даже доносы, но цели своей главнокомандующий, несмотря, ни на что, добился, создав единый живой организм, имя которому было – Средиземноморская эскадра.

Глава двенадцатая. В боях и походах

В конце лета 1806 года политическая карусель, в который уже раз резко изменила весь расклад сил в Европе. И из упрямого строптивца Сенявин в одно мгновение превратился в настоящего провидца. Август 1806 года знаменовался крутым поворотом большой политики. Прежде всего, Санкт-Петербург наконец-то удостоверился, что Лондон, при всех брожениях тамошних умов, никогда и ни за что не пойдет на мир с Парижем. Профранцузски настроенный лорд Фок так и не смог пройти во власть, а миссия к Наполеону лорда Ярмута потерпела полное фиаско. Не сложился альянс у Парижа и с Берлином. Наоборот, с каждым днем в Пруссии росли раздражение и ненависть действиями Наполеона. Еще бы, французский император, наплевав на всех, беспардонно присоединил к себе добрую половину всех германских княжеств, в том числе и обещанный ранее Пруссии Ганновер. Фридрих-Вильгельм, обидевшись на все это, сам начал разговоры о скорой и неизбежной войне с лягушатниками. Что же касается России, то позор Аустерлица еще столь больно жег сердца россиян, что неприязнь к Наполеону была сильна как никогда ранее. Александр Первый все более и более склонялся к мысли поддержать Фридриха-Вильгельма и дать еще один решающий бой зарвавшемуся корсиканцу.

– Это была ошибка! – признался Александр, глядя, как разлетаются по кабинету клочья порванных им бумаг. – Теперь мы вместе с моим верным другом Вильгельмом начнем новую битву за Европу!

Затем император, о чем-то подумав, повернулся к стоящему перед ним министру иностранных дел Будбергу:

– А что там у нас в Далмации? Сдал ли Сенявин французам или австрийцам Бокко-ди-Катторо?

– Нет, ваше величество! Сенявин, как всегда, упрям и своеволен! В Катторо он впился, как голодный пес в сахарную кость! – с готовностью ответил известный своей ненавистью к французам министр.

– Браво! – улыбнулся император. – Хоть одна приятная новость! Оказывается, иногда упрямство тоже приносит пользу. Сенявин будет моей первой припаркой Наполеону! Немедленно передайте Сенявину, чтобы Катторо он ни в коем случае не отдавал, а напротив, вышвырнул французов из Далмации вообще!

Как всегда бывает в подобных случаях, неприятель узнал о наших намерениях куда раньше, чем мы сами. Поняв из срочной наполеоновской депеши, что новой войны с русскими уже не избежать и его катторская авантюра провалилась с треском, Мармон все же предпринял последнюю отчаянную попытку вырвать у Сенявина город. Он буквально забросал вице-адмирала угрожающими письмами, но никакого эффекта это на Сенявина, разумеется, не возымело. Все посягательства на Катторо Сенявин искоренял на корню.

26 августа изнуренный бешенной скачкой курьер доставил вице-адмиралу письмо. С трепетом в душе Сенявин вскрыл его, пробежал глазами, и сразу на сердце отлегло. То было высочайшее повеление возобновить боевые действия с французами. Александр писал, что если до прибытия курьера Катторо уже сдана, то необходимо немедленно вернуть ее назад. Слова «воля его императорского величества есть на всемерное продолжение воинских действий…» вице-адмирал перечитывал, наверное, с десяток раз.

Прилагались к письму и запоздалые императорские награды за занятие Катторо: Сенявину учреждалось отныне ежегодно 12 000 рублей столовых денег, статскому советнику Санковскому орден Анны 2-й степени, осыпанный бриллиантами, митрополиту Петру Негошу была прислана украшенная бриллиантами митра и три сотни медалей, для раздачи храбрейшим из черногорцев. За митрополита и черногорцев Сенявин был рад. Известие о прибавлении столовых денег встретил иронически:

– Куда мне столько съесть!

Более всего был рад самому письму.

– Ну, теперь покажем мы господам-якобинцам кузькину маму! – приговаривал, бережно поглаживая ладонью письмо и отдавая распоряжение о немедленном созыве совещания старших офицеров.

С наградами были присланы и грамоты производства в следующие чины для офицеров. В числе других получил лейтенантский чин и Володя Броневский. Свое производство отмечал он в кругу товарищей, а потом в доме у Маши.

Не меньше наших радовались возобновлению войны черногорцы и бокезцы. Всю ночь в их лагере шло гулянье. Награжденные хвастались медалями, остальные горели желанием заслужить такие же. Все палили в воздух. Ружейной пальбе вторили холостые залпы – то заторопились в море предприимчивые корсары. Эти спешили наверстать упущенное и заработать хорошие деньги на захвате рагузских судов, которые еще не успели разбежаться по своим портам.

– Откуда начнем, Дмитрий Николаевич? – вопросили Сенявина собравшиеся на совет.

– Начнем с мыса Остро! – был им ответ. – Мы русские, а потому порой медленно запрягаем, зато уж ездим всегда быстро! А теперь, кажется, пришла пора прокатиться с ветерком!

От Катторо до мыса Остро несколько минут хода. Туда немедленно был направлен корабль «Святой Петр». Развернувшись бортом против батарей, он дал полновесный залп, за ним другой, третий. Бомбардировка длилась весь остаток дня и прекратилась лишь с темнотой. За ночь французы подправили было свои укрепления, но с рассветом все снова было сметено ядрами. Начальник французского авангарда генерал Молитор решил подкрепить свои бомбардируемые батареи. Загрузив припасами и порохом два транспорта, он послал их к мысу. Но только транспорта отошли от берега, как были перехвачены «Венусом». Шкипера французы дружно протянули Развозову бумагу. Молитор извещал русского капитана, что он якобы приказал прекратить боевые действия, возникшие из-за каких-то недоразумений, и уже договорился с Сенявиным о посылке на своих судах нескольких бочек воды и провианта для гарнизона Остро. Шкипера смотрели преданно и подобострастно, но Развозов засомневался. Задержав транспорта, он послал баркас в Катторо за разъяснением ситуации. Ответ от Сенявина пришел немедленно. «Неприятелю верить не должно, тем паче французам. Вы господин капитан, отвечаете, если суда не будут взяты». Разумеется, приказание было выполнено. На следующий день Остро пал.

На следующий день наши очистили от врага еще одно передовое укрепление – Молохитский редут и взяли в добычу три груженных ядрами, порохом и