Битва за Адриатику. Адмирал Сенявин против Наполеона - Владимир Виленович Шигин

А спустя всего один день черногорцы во главе со своим митрополитом Петром и бокезцы, с не менее храбрым воеводой графом Невличем, внезапной атакой выбили французов из их укреплений на выходе из Катторского залива, на которые возлагали столько надежд и Лористон, и Мармон. С моря атакующих поддержали огнем российские корабли. Французы бежали.

Однако это не помешало европейским журналистам написать, что Катторо уже захвачена Мармоном. В Венеции о новой победе объявили при барабанах в городском театре. Новость дошла до Наполеона, и командующему Далматинской армией пришлось долго оправдываться перед императором.

– Начало комедии не годится ни к черту! – зло констатировал происшедшее Мармон, после хорошей взбучки из Парижа.

Тем временем Сенявин наращивал удар за ударом. Словно сжатая до предела гигантская пружина начала возвращаться в свое первоначальное состояние, круша и сметая все на своем пути. Французов раз за разом отбрасывали все дальше. Отряды графа Войновича и знаменитого юнака Вуко Юро напали на одну из французских колонн и, перебив большую часть, гнали остальных до самой Новой Рагузы. Затем уже со стороны берега был взят небольшой, но хорошо укрепленный порт Молонта, что в полпути от Катторо к Дубровнику. Трофеи там были взяты весьма знатные: сорок пушек и десять груженных припасами судов.

Особенно жестокое сражение разгорелось за урочище Волчье Жерло. И там верх был за нами! Оставив с полтысячи убитых, французы бежали. У нас, как всегда, впереди были неустрашимые черногорцы. В битве за Волчье Жерло пал известный храбрец воевода Ускокович. Теперь Мармон опять оказывался почти запертым все в той же Рагузе. Из Италии через горы к нему спешно перебрасывались новые полки. Французская флотилия попыталась было что-то предпринять, но, только выйдя в море и увидев российские корабли, сразу же повернула вспять и более уже не показывалась. Зато прямо к нашим направилась тяжелогруженая требака под французским флагом.

– Уж не брандер ли? – заволновались наши, изготовившись к ее расстрелянию.

Но над требакой подняли белый флаг. Когда выяснили что к чему, почесали затылки. Чтобы не утруждать себя излишней заботой, Мармон собрал всех своих тяжелораненых, числом за две сотни и, погрузив на требаку, отправил прямо к русским, сопроводив письмом о милосердии и сострадании.

– Знает, подлец, что мы с увечными не воюем! – ругались наши, понимая, что у них нежданно-негаданно прибавилось забот, да еще каких!

Однако делать нечего, требаку сопроводили в Катторо, где побитых французов перенесли в госпиталь и окружили всей возможной заботой. Лечили французов столь же заботливо, как и своих, а потому многих поставили на ноги. Увы, столь знаменательный факт истории был впоследствии почему-то предан нашими историками совершенному забвению, а ведь здесь, согласитесь, есть над чем подумать и чем гордиться!

Решающее столкновение между противниками произошло на реке Лютой. Там Мармон попытался взять реванш за все предыдущие неудачи. Нашим пришлось нелегко, бой и вправду выдался лютым. Сражением руководили генерал-майор Попандопуло и митрополит Негош. Все происходило столь стремительно и яростно, что в один из моментов едва не был пленен митрополит, дерущийся, как всегда, впереди всех. Негоша отбили его верные витязи-юнаки. Почти в то же время черногорцы окружили и убили одного из французских генералов с адъютантами. В разгар сражения к неприятелю подошли свежие полки. Авангард французов вел сам Лористон. Густыми колоннами его гренадеры шли в бой со знаменами и барабанами. Они были полны решимости добыть победу.

– В огонь! – кричал Мармон, посылая вперед все новые и новые полки. – Все в огонь!

Наши расстреливали наступающих из ружей и картечью с горных пушек, укрепленных на спинах лошаков. То и дело сходились в штыки. Уступать не желал никто. Желанного перелома в сражении у Мармона не получилось. Рота сражалась против батальона, а батальон против полка.

«Во время сражения один французский офицер, подбежав к нашему солдату и схватив его за грудь, требовал, чтоб он сдался, но между тем, увидев сие один из солдат Козловского мушкетерского полка и сказав следующие слова: „Дай повеселю себя в последний раз!“, кинулся с яростью на французского офицера и подняв его на штык, бросил под гору к стоящей там французской колонне, из которой в то же время бросилось к нему несколько человек рядовых, но он, не теряя бодрости духа, также из числа сих последних, успел четверых положить на месте; но после сего, пришед в изнеможение, сам стал жертвою оставшихся своих неприятелей, которые до такой степени были им раздражены, что, изрубив его труп на мелкие куски, бросали их в наши войска.

Еще на одного нашего егеря, наскакав ехавши верхом французский офицер и сделав по нем из пистолета выстрел, попал ему в кивер, который, притворясь убитым, упал тотчас на землю, но когда французский офицер, не опасаясь уже более сего своего неприятеля, проехал мимо его без всякого внимания, то егерь, воспользуясь сим случаям, выстрелил по нем так удачно, что тот, получа смертельную рану, упал с лошади. При сем заметим, что егеря наши во время сражения, с малою со своей стороны потерею, более всех прочих войск наносили вред неприятелю. Они, переняв у черногорцев, употребляли обыкновенно сию уловку: сняв с себя кивер, ставили его на какой-либо камень, сами между тем расположась за другим ближайшим к нему камнем, производят, таким образом, по неприятелю пальбу, который, увидев кивер и полагая на сем месте своего соперника, стрелял без всякого причинения вреда самому егерю».

В самый критический момент наших вовремя подкрепили прибывшие с Корфу колыванцы, козловцы и витебцы. Впереди прочих неотлучно сражался доблестный 13-й егерский полк и неутомимые черногорцы. В лагерь примчался и Сенявин. Два дня продолжалась битва на Лютой, при общем соотношении сил в пять тысяч против двадцати, но наши устояли!

Тем временем куда-то бесследно исчезли из Катторо, словно их и не было там никогда, все австрийские эмиссары. Впрочем, их никто и не разыскивал!

«Венусу» в те горячие дни Сенявин, как всегда, поставил задачу особую. Фрегат, покинув порт, прошел вдоль берега, сбивая батареи врага. Встретив сильнейшую, «Венус» укрепился на шпринге и вступил в дуэль. Батарея живо отвечала. Французы стреляли хорошо, и скоро их ядра уже ломали реи и разрывали снасти.

– Наконец-то настоящий бой с равным по силе противником! – радовался мичман Броневский, распоряжаясь орудиями среднего дека.

В чаду стоящего дыма, запахе пороха, уксуса и пота мелькали обнаженные по пояс матросские тела. Глаза слезятся, сколько ни три, в горле горечь, уши ничего не слышат от пушечного грохота. Но зато в сердце азарт боя!

– Заряжай!

– Накатывай!

– Наводи!

– Веселей гадшпугом! Хорош!

– Готовы!

– Фитиль!

Огненный смерч вырывался из оскаленных стволов, и