Битва за Адриатику. Адмирал Сенявин против Наполеона - Владимир Виленович Шигин

фантастические. Пленных на берег сгоняли тысячами, а портовые склады были завалены захваченными товарами по самые крыши. В эскадренном трибунальстве, оплачивавшем призовые счета, в конце концов взвыли:

– У нас нет наличных! За какой-то месяц два миллиона рублей! А они все хватают и хватают!

Среди наших команд царил подъем небывалый, ведь призовые деньги исчислялись тысячами! Особо быстро богатели капитаны фрегатов и легких судов-каперов. Линкоровские получали куда меньше, хотя Сенявин старался не обижать и их. Образовал главнокомандующий и общую кассу, из которой часть сумм выдавали и армейцам. Что же касается флотских, то все, кто мог, рвались на крейсера! Там были не только деньги, но каждодневные погони и жаркие столкновения, смелые рейды и всегда полная неизвестность впереди. Не об этом ли во все времена мечтают многие поколения молодых офицеров?

Матросы фрегатские чесали затылки, шалея от денег: за несколько дней они приобретали целые состояния. А офицеры подсчитывали и не верили цифрам.

– Господа! – хватался за голову какой-нибудь лейтенант из однодворцев, глядя в бумагу с длинными столбиками цифр. – Ежели так и дальше пойдет, то я самого миллионщика Куракина переплюну!

Венусцы были вообще в фаворитах. Теперь, заходя в Катторо, матросы покупали себе бархатные портянки и шелковые исподники. Развозов смотрел на это сквозь пальцы: пусть побалуются! Офицеры закупали в кают-компанию все самое дорогое и изысканное: если вина, то из старых подвалов, если коньяк, то самый выдержанный. Что касается Володи Броневского, то часть денег он переслал аккредитивом матушке в Россию, вторую отдавал Маше и ее маменьке, третью оставил себе, на всякий случай, ведь вся война еще впереди, да и путь в Россию тоже не близок.

Из Петербурга прислали бумагу по начислению денег за взятые призы. Теперь наличные начисляли за вес выброшенного пушками металла (2500 рублей за пуд!). Это сразу же приободрило линкоровских. У них-то и пушек больше и калибр посильнее! За захваченный линейный корабль полагалось тридцать тысяч, а если на нем имелся адмирал то и все пятьдесят! За фрегат двенадцать тысяч, по остальным по 300 рублей за каждую захваченную пушку. Главнокомандующему из добычи полагалась ⅛ часть, капитанам ⅜, капитан-лейтенантам по три части из 2/8 долей, лейтенантам по две, мичманам по полторы, штурманам по одной. У нижних чинов градация была уже своя: боцмана и боцманматы, унтер-офицеры и писари по полторы части из ⅛ доли, плотники, конопатчики, коки по одной, марсовые, канониры, купоры, парусники и гренадеры по три части из 2/8 долей, а юнгам, денщикам и прислуге по одной.

Призов и всяческой иной добычи было столь много, что ее продажа не покрывала и части положенных к выдаче на руки призовых денег, а потому Сенявин был вынужден засчитывать их на будущее отчисление от государственной казны. Мог ли ведать тогда вице-адмирал, чего это будет стоить ему в дальнейшем!

Все больше становилось и пленных. К осени под охраной бокезских юнаков уже сидел генерал с полутора сотнями офицеров и тремя тысячами солдат. Мармон, еще толком не начав воевать с Сенявиным, уже лишился полнокровной бригады! А вскоре Сенявину вообще улыбнулась небывалая удача. Дозорные фрегаты привели в гавань большой транспорт с четырьмя сотнями французских инженерных офицеров и ротой саперов, шедший в Константинополь к туркам готовить последних к войне с Россией. Не менее ощутим был удар и по итальянской торговле.

– Все пока идет так хорошо, что боюсь сглазить! – не раз говорил своим помощникам в те дни Сенявин.

* * *

Соблюдая мир с турками, вице-адмирал строжайше запретил своим капитанам их трогать.

– Все наше снабжение идет через Босфор и Дарданеллы. Перережут турки пуповину, нам придется не сладко. Мир с Портой нужен как воздух! В этом первое условие нашего успеха!

– А каково второе? – спросили командиры.

– Второе? – Сенявин тяжело вздохнул. – Второе, увы, от нас не зависит. Мы удержим в своих руках Катторо, пока французы заняты большой войной на севере Европы. Но стоит им усилить Мармона и нам с нашими тремя тысячами штыков придется не сладко. Тут уж и черногорцы не выручат!

– Что же тогда делать? – поинтересовался за всех командир «Мощного» капитан 1-го ранга Вильям Кровве.

– Исполнять свой долг, да уповать на Господа! – был ему исчерпывающий ответ.

Сенявин очень надеялся на войну Франции с Пруссией, которая бы надолго связала руки Наполеону. И это желание российского адмирала сбылось, причем весьма скоро. В конце октября 1806 года Франция вступила в войну с Пруссией, а в ноябре и с Россией. Одновременно с каждым днем стали ухудшаться отношения между Петербургом и Константинополем. На юге России запахло новой большой войной. И главнокомандующий всех российских вооруженных сил в Средиземноморье стал исподволь готовиться к ней.

А вскоре над гористыми обрывами Далмации снова вовсю заговорили пушки: то генерал-майор Попандопуло вновь отбросил французов с занятых ими позиций, да еще захватил всю их артиллерию. Со стороны гор его удачно поддержали мрачные усачи митрополита Петра. Вдоль берега нападавших, изрыгая смертоносный метал, прикрывали линейные корабли и фрегат. Однако французы были тоже вояками искушенными. Оправившись от первых неудач, они сумели остановить наступление союзников-славян, местами даже переходя в наступление. Во время одной из контратак черногорцы и бокезцы были даже отброшены в горы смелой штыковой атакой. Бои шли повсеместно и непрерывно. Соотношение сил к тому времени было таково: против пятнадцати тысяч французов сражалось лишь три тысячи наших. Один к пяти! Но дрались на равных. Пользуясь преимуществом, Мармон перешел в наступление. Попандопуло, огрызаясь, медленно откатывался к берегу. Наконец в помощь ему вступили подошедшие канонерские лодки, и теперь уже начали отступление французы. Что ни час, то следовала новая атака. Три дня кровопролитнейшего наступления на Катторо так Мармону ничего не дали. Наши потери простирались в восемь сотен человек. Французы потеряли за три тысячи.

Из воспоминаний мичмана линейного корабля «Уриил» Григория Мельникова: «Во время сего достопамятного сражения россияне беспримерной своею храбростию приобрели еще новый луч славы оружию его императорского величества. Потери с нашей стороны простирались до 500 человек, из числа коих ранено до 200 человек, в плен взято около 130, а прочие убиты на месте сражения, равно так же и со стороны бокезцев потеря немаловажна, которые во время се битвы, собравшись в довольном числе и заняв близь крепостей возвышенное место, удерживали оное с немалою твердостию духа… Главнейший же урон в войсках наших последовал во время их ретирады, ибо многие из солдат, по своей горячности, не хотя отступать назад, оставались на месте до того времени, что французы, приближаясь к ним с многочисленными своими партиями, заставляли их таким образом, по необходимости уже, требовать себе „пардону“, и храбрость рядовых наших