Битва за Адриатику. Адмирал Сенявин против Наполеона - Владимир Виленович Шигин

– Передайте Лористону, что пусть берет этого Сенявина за грудки и трясет как грушу, пока тот не осыплется! – велел он.

О, как просчитался Мармон. Не Лористон, а Сенявин взял генерала за грудки, да еще как! Когда Лористон в очередной раз заявился на «Селафаил» и стал было топать ногами, Сенявин внезапно заявил:

– Успокойтесь и отдышитесь! Теперь Катторо я оставлять, не намерен вообще!

– Но как же Убри, письма и, наконец, ваше слово? – опешил французский генерал.

– Еще нет примеров в истории, чтобы выполнение мирных статей когда-либо могло иметь место прежде размена ратификаций! – объявил Лористону Сенявин заранее подготовленную им фразу, чем сразил француза наповал.

– Но ведь это целая вечность! – невольно в отчаянии вырвалось у Лористона.

– Кстати, почему бы вам не оставить самовольно занятые батареи на входе в Катторский залив на мысе Остро! Покажите ваше миролюбие в деле! Иначе я буду вынужден принять ответные меры!

Лористон погрустнел. Занятие Мармоном батарей было произведено после перемирия, а потому являлось незаконным. Но не уступать же русским, показывая свою слабость!

– Генерал Мармон человек не такого характера, чтобы его устрашить, а потому его войска не отступят ни на шаг!

– В таком случае мы тоже не отступим ни на шаг из Катторо! Честь имею!

Владимир Броневский в своих воспоминаниях эту живописную сцену описал следующим образом: «Лористон, удивленный такой переменой, прекратил переговоры и, свидетельствуя личное свое уважение адмиралу, сожалея о потерянном времени и прощаясь по обычаю французских дипломатов, сказал, что он от сей остановки опасается весьма бедственных для Европы следствий и что адмирал сим отлагательством навлечет государю своему и отечеству большие неприятности».

Это была уже открытая угроза, но Сенявин пропустил ее мимо ушей. Мало ли чего не скажет обиженный! Получив от ворот поворот, Лористон ретировался в Новую Рагузу. Зато снова объявились уже не раз выгнанные австрийцы:

– Боже мой! Как мы рады, что вы избавили нас от этого наглого француза! – объявили они как ни в чем не бывало. – Теперь отдавайте нам Бокко-ди-Катторо как можно скорее, пока он не вернулся, и дело с концом!

– Как вы мне все надоели! – сорвался Сенявин и грохнул, что было мочи, кулаком о стол. – Оставьте меня в покое и… до свидания!

На адмиральском столе уже лежала новая бумага. На этот раз российское министерство иностранных дел подтверждало передачу Катторо уже австрийцам. Сенявин, разумеется, уже попривык к конвульсиям родной дипломатии, но нервы его от этого последнего выверта были уже ни к черту. В тот день командиру «Селафаила» он сказал фразу весьма многозначительную:

– Пусть из Катторо меня лучше насильно увезут в кандалах в Сибирь – это куда почетней, чем убраться отсюда по своей воле пусть даже с орденом на груди!

После последнего неудачного визита к Сенявину австрийцы обозлились до крайности. Понять их, впрочем, было можно. Неизвестно откуда, но в Вене внезапно пронесся слух, что русские уже передали Австрии Катторо. Радости венцев не было предела! На фоне длинной череды поражений и унижений это был настоящий подарок судьбы. Не дожидаясь официальных подтверждений, император Франц объявил о большой победе своей дипломатии в городской опере под барабанную дробь. Затем были народные гуляния. В небо взвивались праздничные петарды. А на следующий день всех ждало жесточайшее разочарование – Бокко-ди-Катторо по-прежнему оставалось в руках Сенявина, и отдавать его он совсем не собирался.

Итак, австрийская миссия потерпела полную неудачу, а вместе с ней для обоих графов завершалась и их собственная карьера. Очевидец тех событий пишет: «По отъезде Лористона австрийские уполномоченные снова подали несколько нот, просили, убеждали, настоятельно требовали, снова потеряли границы умеренности и позволили себе неприличные выражения».

А что ждало Сенявина за все его вопиющие своеволия? Ждал военный суд и в лучшем случае отставка. На что надеялся Сенявин? Может быть на чудо, ибо, как известно, силен русский бог, а может, вице-адмирал, как мудрый политик уже просчитал шахматную партию Наполеон – Александр Первый на несколько ходов вперед и лишь терпеливо ждал ее логического завершения? Ответа на этот вопрос потомкам флотоводец так и не оставил…

* * *

Жизнь есть жизнь, а потому время от времени случались на эскадре и такие случаи, о которых большинство историков предпочитают помалкивать.

Самым громким делом за время Средиземноморской экспедиции, безусловно, стало убийство на Корфу генерал-майора Мусина-Пушкина его же собственными дворовыми людьми, которых последний взял с собой. Когда убийство произошло, то все вспомнили, что нрав покойный имел весьма свирепый, в подпитии же бывал и вовсе бешеным, а потому солдатам его жилось весьма не сладко, что же касается крепостных, то этих он и за людей не считал. Что и как в точности случилось, осталось тайной, только нашли генерала поутру зарезанным, а дворовых его и вовсе не сыскали. Говорят, что, подкупив греков, бежали они на лодке на албанский берег, понимая, что за содеянное пощады не будет.

Был и еще один побег. Бежал писарь Тарасов с брига «Орел». Расследование дела выявило, что командир брига лейтенант Кричевский, находя ошибки в переписанных им бумагах, постоянно «ударял писаря в рожу рукой», от чего последний в бега и кинулся. Не лучше вел себя и командир шхуны «Азард» лейтенант Репьев, частенько вышибавший кулаком зубы своим матросам. Репьева пришлось воспитывать уже самому Сенявину. Собрав командиров, главнокомандующий внушал им назидательно:

– Бить из своих рук матроса никак нельзя, ибо от этого теряется уважение к начальству! Если уж нужно наказать за вину, то надо делать это обыкновенным порядком без рукоприкладства! Как же можете завтра идти в бой с матросом, которого сами же сегодня избили? Подаст ли он вам руку помощи в трудную и смертельную минуту или будет, глядя на ваши раны и мученья, радоваться?

Командиры, слова такие слыша, призадумались.

Тогда же командир «Азии» Белли доложил, что его старший офицер фон Бакман какой-то день назад так же избил палкой, кулаком и камнем матроса Сафона Григорьева, по подозрению в краже табака, отчего того матроса пришлось отправить в госпиталь. Немедленно было велено Бакмана строжайше наказать и занести взыскание в его послужной список, что было мерой, по тем временам, для карьеры нешуточной!

Долго тянулось дело о размолвке командира линейного корабля «Михаил» Лелли и его старшего офицера, которые постоянно ругались между собой. Так, старший офицер, явившись в каюту командира и застав того в ночном туалете, заявил без обиняков:

– Скиньте свой колпак, когда с вами говорят без шляпы!

Это было явным нарушением субординации, но Сенявин предпочел решить дело миром и вместо суда попросту развел недругов по разным кораблям, после чего сразу все