Ищите ветра в поле - Алексей Фёдорович Грачев

— Бабка мне толковала, будто придет время и объявится Христос возле церкви. Выносить вот будут покойника от молнии, аль от воды, аль от змеи или петли, а он подымись вместо покойного, встань в гробу на плечах носильщиков и скажи: «Вот вам и Христос. Что вам от меня надо, народ? Вы молились на меня, и я пришел с милостью небесной. Что вы хотите? Что будете просить?» А я бы упал на колени, выпросил бы крылья от ангелов, чтоб над землей летать, над всеми чтобы высоко, чтоб люди как муравьи подо мной... И вот как отпевают где — так бегу, сил нет. Бегу, и стою, и жду. Знаю, что плела сказку моя бабка, а верю. Жду, что вот сейчас и вправду встанет кто-то, руки свои вытянет к народу да еще головы станет гладить.

— Хороша сказка, — похвалил Костя. — Ну, послушали, и ладно. Расскажешь потом кому-нибудь там, в допре. А сейчас нам не Христос нужен, а Захарьинский, Коромыслов и кто еще был.

Сахарок почему-то улыбнулся, может, снова вспомнил что-то забавное.

— Глушня слышит плохо. Предупреждал, что без команды будет стрелять. Браунинг у него. Новожилов еще был, — признался он. — Я с ним в Красном Холму повстречался в первый раз. Потом в Рыбинске на Вшивой горке пиво пили. На одной койке ночевали в Талгском подворье возле монастыря. У него девка есть, белая такая. Улькой зовут. Видите, ничего не таю. Как на духу. Запишите это, гражданин начальник.

— Сами к нему пришли или он вас ждал?

— Как идти на тракт, так к нему зашли. Он у одной бабы на квартире стоит, слоняется по свету белому, в «марафетку» играет на базарах, перепродает...

— Приметы его?

— Такой светлый, румяный, красивый. Лет двадцать пять, как и мне. В сапогах хромовых, в тужурке, в кепке.

— Коромыслова знал раньше ты сам?

— Коромыслова не знаю, — быстро ответил парень и отвел глаза. Задвигался на стуле, подпирало его беспокойство, заставляло шмыгать носом, ширкать сапогами по деревянному полу.

— Ну да, Коромыслов не Новожилов. Можете в одну камеру сесть...

Сахарок снова вскинул голову, и в синих глазах мелькнула неприкрытая тревога. Он вытянул шею, стал говорить поспешно, как боялся, что, остановись он хоть на мгновение, его прервут, не будут больше слушать:

— Казанцев Федя с нами был. Он верховодил.

— Значит, Федя он? — прервал его Костя. — Ну, давай, давай. Пусть будет Федя, нам-то все равно, какое у него имя. Их у него десяток, наверное, перебывало за эти годы. Он это на тракте с ножом?

— Он, — признался Сахарок. — Он резнул, а Глушня лошадь не удержал, сбила его лошадь оглоблей. Тут разорался Федя. И велел всем в разные стороны. И рассыпались мы кто куда. Я вот задумал повидать Серегу Калашникова. Знаю по Москве, по Марьиной роще. Веселые там воры живут, в лаковых сапогах тоже ходят... На Дорогомиловке, на «малине», песни певали...

— Это — «Сыпь, моя гармошка, сыпь, моя частая»? — спросил Костя.

Сахарок криво улыбнулся:

— Была и такая там песня. А больше пели: «И зачем я на свете родился».

— Договорились, где встретитесь с Фокой? Ну, с Федей...

— В Рыбинске.

— Место?

— Может, на ярмарке... У балаганов, знать... Или на пристани... точно место не сказал Федя.

Костя оглянулся на начальника волостной милиции, на товарищей. Надо было тотчас решать: или в Рыбинск, или же возвращаться на хутор Янсонов.

— Ну, ладно, — оглянулся Костя на Сахарка. — А хозяев хутора, Янсонов, ты видел?

— Нет, не видел, — опустил руки на штаны Сахарок, посунувшись устало к полу. — Хозяину будто много лет, старик уже, а она молодая, высокая.

— Ну, посмотришь. Побываем вместе с тобой на хуторе.

Костя посмотрел на агентов и только тут понял, как они устали. Позади у них был долгий путь, многие версты под солнцем, гнилые болота, эта едкая и жгучая гнусина вроде паутов, комаров, мошкары. Они бы рады засесть в столовой, взять дымящееся первое, которого они не видели все эти дни, — одна сухомятка да чай у сплавщика, у Кирилла, в чайной. Пообедать да выспаться на берегу реки или же в доме у начальника волостной милиции — звал перед этим их всех к себе. Но надо было снова в путь, потому что та секундная стрелка все прыгала и прыгала и слышались шаги уходящих куда-то Коромыслова, Захарьинского и Новожилова. Куда? В Рыбинск или на хутор? Куда? Время, ой, как надо было им вжиматься в свое милицейское время.

— Лошадь у вас найдется? — обратился Костя к начальнику волмилиции. Тот помялся, развел руками:

— На покос одну отправил с милиционером. Одну только можем дать.

— Нам одной и хватит. Едем на хутор Янсонов.

— От нас нужны люди?

— Да, одного или двух. Мало ли там...

Он не высказал вслух, но всем, даже и Сахарку, наверное, стало ясно, что имел в виду Костя: на хутор мог вернуться Коромыслов, там могли быть Новожилов и этот Ванька Захарьинский, у которого браунинг и который «стреляет без предупреждения».

4

Они сидели в комнате у окон и смотрели в поля ржи, на лес, из которого два дня тому назад следили за хутором. В соседней комнате медленно ходил из угла в угол хозяин хутора Яков Янсон, постукивая тяжелой палкой. Один раз он вышел к ним в эту широкую гостиную. Присев на край кресла, предложил меду. Они отказались. Они были угрюмы и молчаливы. На хуторе не оказалось ни Коромыслова, ни его сообщников. Смешно теперь было вспомнить, как крались они вдоль стен высокого бревенчатого дома, крытого по-западному красной черепицей, как ворвались в крыльцо, как наставили револьверы на появившегося внезапно хозяина хутора... Как потом карабкались по старым саням и полозьям в конюшне, задыхаясь от пыли слежавшейся соломы, как взломали дверь сарая — показалось, что там кто-то есть. И тоже ворвались туда с револьверами наготове — их трое да два волостных милиционера. Теперь все это казалось смешным.

Хозяин на все вопросы только пожимал плечами. Он повторял то же самое: ничего не знает, никого не видел. Ждали хозяйку, которая куда-то уехала ненадолго и должна была