Финал в Турине - Алексей Вячеславович Зубков

назначил комендантом захваченной крепости доктора Бонакорси и уехал по своим рыцарским делам. Молодой оруженосец тоже засиживаться не стал и тоже ускакал куда глаза глядят с первыми лучами солнца.

Отец Доминик много лет жил в Турине и знал, что из себя представляет семья Тестаменто и почему главу семьи называют доном. Что-то здесь не так. Допустим, аббатство и правда нечестивое. Это, конечно, позор для епархии. Ведь отца Жерара принимали и в Сан-Антонио-ди-Ранверсо, и в Санта-Мария-ди-Карпиче, и у епископа. Допустим, произошла некоторая размолвка между отцом Жераром и доном Убальдо. По ту сторону закона так бывает. Но почему на стороне дона Убальдо выступил рыцарь? И почему рыцарь уехал, когда узнал, что утром здесь будет дознаватель от инквизиции?

Он осмотрел сложенные в сарае тела разбойников. Узнал отца Жерара и очень удивился, увидев торчащие из груди стрелы. Узнал Николя, зарубленного кривым клинком. Узнал Амвросия, которому совершенно не по-рыцарски перерезали горло. И не узнал нескольких других, с характерными повреждениями от рыцарских мечей.

Заглянул в кладовую, где повар и поварята наперебой принялись каяться, что они ничего такого не знали и ни к чему не причастны. Обратил внимание, что непричастные не оспаривали обвинение в нечестивости аббатства и самозванстве приора. Пожелал посмотреть на дам.

Анна де Бомон и Беатрис де Плесси в гостиницу для паломников не переехали и остались на первом этаже отдельно стоящей башни внутреннего двора. Филомена Кокки принесла им на завтрак вчерашнего хлеба с сыром и столового вина из погреба гостиницы.

Отец Доминик встретил дам во внутреннем дворе. Они соскучились по прогулкам и по случаю хорошей погоды вышли размять ноги. Дамы наперебой рассказали, как их похитили и держали в заложницах. Инквизитор по некоторым оговоркам заподозрил, что дам еще и обесчестили. Но он был достаточно умен и тактичен, чтобы не спрашивать об этом прямо в лоб.

От дам сильно пахло крепленым вином. Они признались, что разбойники травили их загадочными зельями на винной основе. Доктор Бонакорси сказал им, что подобное устраняется подобным. Поэтому дамы не просыхали, чтобы честное вино растворило и вывело зелья, растворимые в вине. На столе в башне стоял бочонок с отравленным вином. Отец Доминик налил немного в ладонь, понюхал и лизнул. Да, что-то не так. Будет хорошая улика для суда.

Также дамы нетрезвыми голосами подтвердили, что их освободил некий анонимный рыцарь. Рыцарь любезно сообщил, что утром здесь будет инквизитор, который примет участие в их дальнейшей судьбе. Также здесь обязательно появится какой-нибудь благородный представитель светской власти, который куртуазно возьмет на себя обязанность отвезти дам в Турин, куда они и направлялись.

Увы, подробностей битвы и обстоятельств сортировки разбойников на мертвых и условно непричастных дамы не помнили. Семью Тестаменто дамы не видели, потому что из башни не видно и не слышно вообще ничего, что происходит на северном дворе, и тем более, ничего, что происходит на южном.

Словоохотливый Гвидо Тестаменто рассказал, что дон Убальдо свалил из города, чтобы не зашквариться об известные события, которые он сразу выкупил. Прошаренный дон Убальдо сразу по прибытии раскусил, что самонадеянный отец Жерар содержит фальшивое аббатство. Нет, раньше до этого туринская братва не доперла.

Жерар корешился с доном Убальдо и его семьей. Никто в отказ не пойдет. Он не темнил, что был четким пацанчиком, но втирал, что откинулся, и теперь честный поп, почти что лох. Был же. Базара нет, был. Честный поп — вот аббатство, вот братия признает его приором, за самозванство не предъявляют. Да и Вы, отец Доминик, куда смотрели? Аббатство в натуре в вашей епархии. Жерар тут больше полугода как атаман, то есть, приор.

Гвидо показал, где они с отцом и зятем подрались с Жераром и его приспешниками. Тело дона Убальдо победители еще с вечера благочестиво унесли в церковь. Не так важно, как человек жил, по сравнению с тем, как он погиб. Получается, что покойный отдал жизнь, защищая божий храм от осквернения. В высшей степени достойная смерть. Если Гвидо не врет.

Мальваузен же вместе с алхимиком и Бонакорси отправился осмотреть украденное имущество. Богато живет Иеремия Вавилонский. Книги, дорогие реактивы, тщательно упакованная лабораторная посуда. И тигли со свежей копотью.

Бонакорси по пути сообщил, что анонимный рыцарь это де Круа, который опять сбежал. И что в гостинице лежит раненый, которого Тони вчера оперировал. Там открытый перелом ноги, ампутации пока удалось избежать, но осталась открытая рана, и не дай Бог, она загниет. И у пациента жар, а это не очень хороший признак.

Собрали консилиум из трех врачей. Мальваузен, Бонакорси и алхимик Иеремия. Возле постели сидели жена больного и двое детей. Мальваузен отправил их к отцу Доминику, чтобы не путались под ногами.

Иеремия осматривал больного и задавал вопросы как настоящий врач. Мальваузен заподозрил, что они, скорее всего, знакомы.

— Вы не из Генуи? — спросил Мальваузен пациента.

— Из Генуи, — подтвердил пациент, — Антонио Кокки, учитель фехтования.

Ага, и алхимик у нас из Генуи. Алхимик, который врач и с мечом. Если человек носит меч, то неудивительно, что он знаком с учителем фехтования из своего города. Генуэзцы. Хорошие фехтовальщики. Уехали из Генуи. У одного из них среди вещей тигли со свежей копотью. И почему-то их путь пересекается с путем, которым предположительно шел Максимилиан де Круа.

«Там еще раненые лежачие и доктор», — сказал один из разбойников, который первым вошел в таверну Изола-дель-Кантоне, когда Мальваузен там работал с ранеными.

«Раненые пусть лежат, доктор пусть лечит. Этих, кто еще жив, ему пусть отнесут», — ответил ему второй.

Мальваузен запомнил эти реплики, потому что первый как будто не был уверен в ответе второго. Не то, чтобы у них была какая-то особенно запоминающаяся внешность, но лица и голоса из Изола-дель-Кантоне определенно подходили к сегодняшнему пациенту и алхимику. И меч. У первого был почти такой же меч в потертых ножнах. Или такой же?

«Надо оставить их наедине и подслушать», — подумал Мальваузен.

— Тони, есть дело, — сказал он, — Идем.

— Идем, — Тони вышел вслед за ним.

— Ты хорошо покопался в вещах алхимика?

— Нет. А мы что-то ищем?

— Да. Золото в монете и в слитках. В такой куче добра можно его спрятать довольно много. Поищи как следует.

— Понял.

Тони ушел, а Мальваузен прильнул ухом к двери. Пациент и алхимик ругались.

— Как там моя доля, Симон? — спросил Кокки.

Симон?

— Нет никакой доли, — ответил