Флетчер и мятежники - Джон Дрейк

мароны, не более чем в дюжине ярдов от тропы. Как им удалось подобраться так близко незамеченными — это сродни чуду, но, ей-богу, они это сделали. Около двадцати из них, по десять с каждой стороны, сгрудились вокруг Сэнфорда и его штаба. Без единого слова они бросились вперед, пока стволы их мушкетов не оказались всего в нескольких футах от нас, и дали залп. Подозреваю, я обязан жизнью тому факту, что был единственным в этой группе не в красном мундире и шляпе с плюмажем, ибо почти всех, кто был так одет, смело из седел в облаке белого порохового дыма.

Б-б-бах! — взревели двадцать мушкетов, и в один-единственный, хорошо спланированный миг колонна лишилась своих старших офицеров. Сэнфорд рухнул с пулей в боку, а половина его челюсти повисла кровавым лоскутом. Черный Том заржал от ужаса и взвился на дыбы, когда горячие порошинки обожгли его кожу, а вспышки выстрелов ослепили глаза. Он лягался и кусался во все стороны, сбив с ног двух или трех маронов, как раз когда те пытались перезарядить ружья. Один получил его тяжелое копыто прямо в лицо и наверняка был покойник.

Я изо всех сил старался удержаться в седле и видел поразительную дисциплину маронской атаки — этих людей, которых мы считали неспособными противостоять построенным войскам. Они давали залпы по всей длине колонны, так что каждая мушкетная пуля должна была поразить хотя бы одного человека. Они были построены в отряды по двадцать-тридцать человек, расположенные через равные промежутки вдоль ущелья. Сначала отряд, ближайший к голове колонны, подбегал и стрелял, как можно ближе к нашим людям, затем подбегал и стрелял следующий, потом еще один, и еще, словно военный корабль, дающий беглый бортовой залп. Таким образом они поддерживали непрерывный огонь и не мешали друг другу.

И все это время их лучшие стрелки метались вдоль колонны, действуя по обстановке, чтобы выцеливать любого оставшегося офицера или сержанта, который выглядел так, будто собирается сплотить своих людей. Эти люди были просто бесстрашны. Они не обращали внимания ни на свой собственный огонь, ни на ответный, а их метод был прост до гениальности. Марон намечал себе цель: какого-нибудь бедолагу-лейтенанта или сержанта, орущего на своих людей, чтобы те стояли твердо и давали отпор, подбегал так близко, как только мог, и… Бах! Жертва становилась покойником.

Эффект был сокрушительным. Лишившись офицеров, сбитые в кучу, как крысы в яме, видя, как падают товарищи по обе стороны, солдаты 62-го полка и милиции дрогнули, попятились и принялись беспорядочно палить по целям, которые едва могли разглядеть. Кавалерия показала себя не лучше. Они обнажили сабли и попытались атаковать крутые склоны ущелья, но тщетно. Склон был слишком велик, а проворные мароны двигались быстрее драгун. К тому же лошадь — прекрасная мишень, особенно когда она шатается, скользит и спотыкается, так что предсмертное ржание коней заглушало крики людей, и обезумевшие животные, дико лягаясь, падали на своих всадников и скатывались в хаотичные ряды на тропе, усугубляя сумятицу.

Грубой силой мне удалось отчасти совладать с Черным Томом, и я повернул его вперед, к дальнему концу ущелья и спасению, но едва я собрался пришпорить его, как сзади хлынул поток людей. Солдаты в красных мундирах сломали строй и в панике бежали, обтекая меня со всех сторон. Некоторые даже бросали мушкеты и сбрасывали ранцы, чтобы бежать было легче. Том снова принялся дико лягаться, когда тела стали теснить его и проталкиваться мимо. Один солдат попытался ткнуть его черную шкуру штыком, но тут же рухнул с проломленной копытом грудью.

Тут рядом со мной оказался Джервис Галлимор с саблей в руке; он боролся со своей лошадью и что-то мне кричал. В оглушительном реве, грохоте выстрелов и воплях я едва расслышал, что он говорит, но он указал саблей на склон ущелья и проревел:

— За мной, или будь ты проклят, треклятый лавочник!

Они промахнулись по нему, когда убили Сэнфорда, и теперь он атаковал склон, вытянув саблю на манер фехтовальщика. И тут я увидел, на кого он нацелился.

Запрокинув голову и держа в одной руке большую черную книгу, стоял этот адский мерзавец Вернон Хьюз. Его длинная, костлявая фигура торчала, как девятидюймовый гвоздь в столешнице. Белые волосы разметались по лицу, и он явно пребывал на вершине экстаза. Он размахивал руками и что-то беззвучно выкрикивал в небо — полагаю, этот ублюдок молился.

Без сомнения, он думал, что в этот самый день началась долгожданная им резня белых. Галлимор вознамерился его убить, и в тот миг это показалось мне превосходной затеей, так что я пнул Черного Тома и приготовился следовать за Галлимором. Но у Тома были другие планы, он не сдвинулся с места, а выхватить саблю верхом было почти пределом моих возможностей, так что мы закружились на месте, сбивая с ног перепуганных солдат направо и налево, пока Том вращал глазами, а я дергал свой изогнутый клинок.

Сделав еще один круг, я увидел, как рука Галлимора поднялась, согнулась в локте, а затем сверкающая сабля обрушилась вниз. Но рядом грохнули маронские мушкеты, и конь Галлимора рухнул под ним. На мгновение я потерял его из виду, когда Том снова закружился, и тут моя сабля наконец выскочила из ножен, а Том решил, что мы все-таки полезем на склон ущелья. Два-три шага его длинных ног — и мы оказались в центре последней схватки Галлимора. Мароны стащили его с павшей лошади и рубили абордажными саблями. Он уже был обречен.

Сабли не было, обе руки отрублены по локоть — он поднял их, защищаясь, — и из обрубков фонтаном била кровь. Он ревел и выл, когда клинок, взметнувшийся в мускулистой смуглой руке, рассек его лицо от брови до подбородка, и рев оборвался, когда другой удар покончил с ним. Вернон Хьюз кинулся на помощь маронам и тыкал в Галлимора его же собственной саблей, без особого успеха, но с каждым ударом торжествующе визжал.

Один из маронов, застигнутый врасплох, отлетел в сторону от удара тяжелой груди Тома, а я нанес кому-то увесистый удар саблей. Думаю, это был марон, но не уверен, а может, и конь Галлимора. На земле или на твердой палубе под ногами я сильный и опасный фехтовальщик, но рубить человека с коня — чертовски трудное искусство.

Тут Вернон Хьюз заметил меня, и я уверен, этот мерзавец меня узнал, потому что он завопил что-то про Вельзевула и «наживу на торговле смертью» и нанес мне страшный удар саблей Галлимора,