Черный крест - Юрий Иванович Усыченко

воспитанников. Откуда взялся Дзакоев? Что ему нужно в секте? И, главное, почему он так быстро сошелся с сектантской головкой, с которой Саша никак не найдет общего языка?

…Желтый свет включенной лампочки подчеркнул убожество, грязь, запустение.

Саша присел к столу, но почти сразу же вскочил, зашагал из угла в угол.

Бывают мгновения, которые переворачивают жизнь. Подобное происходило с Калмыковым. Все виденное, слышанное, пережитое за последнее время, все, что незаметно, исподволь накапливалось в его сознании, теперь властно заявило о себе. Любовь, тревога за любимую, беспокойство о ее будущем стали лишь непосредственным выражением чувств, которые завладели им…

Трудно объяснить, откуда взялись причины, толкающие нас на решительный поступок. Даже самая большая река берет исток свой из маленького, незаметного ключика. Дальше и дальше струится ручей, сливается с другим и вот он уже — река! Могучая, сильная, которая клокочет среди порогов, сокрушает и уносит прочь преграды, воздвигнутые на ее пути…

Вечер кончился. Затихло пьяное бормотание Люськи. Городской шум слабел и сильнее стали слышны гудки порта — протяжные, зовущие. Ночь вступила в свои права.

От дум, волнения лихорадило. Однако Калмыков был энергичен, силен, как никогда. Он принял важное решение. Он готовился к поединку, который круто переменит Сашину судьбу.

И судьбу Любы тоже…

Глава шестнадцатая

ПО СЛЕДУ

Саша пошел к Крыжову. Надо было, не мешкая, разузнать дальнейшие планы «слуги килки» и его дружков.

В доме на Загородной ничего не изменилось. Заведенный распорядок оставался незыблемым: остервенело гавкал у ворот пес, Евстигнеюшка, как и прежде, гремела засовом. Хозяин с компанией сидел за столом, выпивая и закусывая. Казалось, они обречены каким-то таинственным заклятием не отходить от стола ни днем, ни ночью, беспрерывно лить в себя водку.

Настроение сегодня было минорное.

— В чем дело? — спросил Саша, видя, что общество не в духе.

Крыжов только махнул рукой, налил себе коньяку. Выпил, поморщился. Проделав все это, рассказал о происшествии с папкой и дружинниками.

Дзакоев, хотя и знал до мелочей подробности неудачной операции, слушать о ней равнодушно не мог. Его бесило, что Крыжов даже такое, с точки зрения Дзакоева пустяковое задание, не выполнил как следует.

Дзакоев вскочил, заметался по комнате. Бросил через плечо:

— Идиот! Какой идиот!

— Это кто же идиёт, хотел бы я знать? — Крыжову надоело высокомерное отношение Дзакоева. Из всей сектантской троицы Дзакоев благоволил только к Макруше, остальных откровенно презирал. Терпение Крыжова лопнуло, он решил осадить Дзакоева. Вдобавок «слуга» был зол после пережитой опасности и пьян сильнее обычного. — Говори, голубок, прямо, не стесняйся.

— Ты! — Дзакоев подскочил вплотную, дыша ненавистью, глядя бешеными глазами в глаза Крыжова. — Ты идиот!

— А ты сволочь!

Крыжов вскочил. Дзакоев подумал, что собеседник от слов хочет перейти к действиям. Решил опередить его, с размаха стукнул иеговиста по физиономии. Крыжов полетел в угол. Буцан бросился выручать «брата», обхватил Дзакоева, но не удержался и свалил его весом своего массивного корпуса. Сцепившись в один клубок, Крыжов, Дзакоев, Буцан начали кататься по полу. Сшибали мебель, перевернули стол. Посыпались бутылки и посуда. Тарелка со студнем упала прямо на голову «слуге килки», тот ошалело заморгал глазами-копейками.

На шум прибежали Евстигнеюшка и вечная посетительница крыжовского дома Люська. Евстигнеюшка заохала, запричитала. Люське будто даже понравилось. Признаков испуга она не проявляла, громко посоветовала: «Давай, мальчиша, наяривай!».

«Этих скотов я считал братьями духовными! — с горькой насмешкой над самим собой думал Саша. — Как слеп я был».

Буцан с Крыжовым не дрались, пробовали покрепче схватить Дзакоева, тог понял: одному с ними не справиться. Быстрым ударом по лицу отбросил Крыжова, пнул Буцана в живот, отчего тот согнулся едва не пополам. Освободившись таким образом, Дзакоев вскочил на ноги, сунул руку в карман. Тонкие усики его вздрагивали, рот ощерился, показывая мелкие острые зубы.

Калмыков понял: сейчас произойдет убийство. Макруша, который до сих пор сидел на диване, поднимая ноги, если дерущиеся подкатывались слишком близко, и сохраняя спокойное выражение на щучьем лице, догадался о намерениях Дзакоева раньше Саши. С неожиданной для его лет легкостью Макруша вскочил. Встал перед Дзакоевым, схватил за руки.

— Ума лишился? Себя и нас погубить хочешь?

Напряженное тело Дзакоева ослабело. Тяжело вздохнул, переводя дух, вынул из кармана руку. Усики продолжали вздрагивать. По-звериному щерился рот.

— Погодите, скоты. Я еще вам припомню, — бросил он в сторону Крыжова и Буцана, которые медленно поднимались с пола, угрюмо поглядывая на Дзакоева.

— Еретик бесстыжий, безбожник, — ответил Крыжов, дергая шеей, — с головы студень затек ему под воротник.

Евстигнеюшка и Люська собрали остатки переколоченной посуды, подмели комнату. «Слуга килки» умылся, сменил выпачканную холодцом рубашку. Столь неожиданно прервавшаяся беседа возобновилась.

— Все вы трое идиоты! — сердито сказал Макруша. — Чего друг на друга вызверились? Мало вам хлопот? А ежели бы брат Федор пришел?

— Ему скажи! — сердито оборвал Крыжов. — Дружку своему — бандиту. Не мы дрались, он на нас кинулся. Пес бешеный… Сестра Евстигнеюшка-а!

Пришлепала Евстигнеюшка.

— Коньячку принеси, закусить чего есть. Лимончику не забудь.

Когда все было принесено, Крыжов выпил, сразу повеселел. Налил себе полную стопку и Дзакоев. Выпив, тоже будто успокоился: перестали дергаться усики.

— Это ты правильно говоришь, — сказал примирительным тоном Крыжов. — Брат Федор вот-вот явится. Даже опаздывает… А чего ты его вызвал? — спросил у Макруши.

— Новую партию товара скоро доставить должны. Опять к брату Федору отвезем.

— Опасно у одного и того же два раза товар оставлять.

Макруша помрачнел. Видно, и сам об этом уже думал.

— А где? — возразил Крыжову. — Другого верного человека нет. Он товар у себя ночь продержит, потом дальше повезет, я скажу куда.

— Правильно, — поддержал Дзакоев. — Прасола не выпускай. Он сейчас нужен, потом еще больше нужен будет. В кулак зажать надо.

Со двора донесся хриплый лай.

— Он, — сказал Крыжов. — Другому некому.

Евстигнеюшка прошлепала по коридору, грюкнула дверным засовом, заскрипела замками, забренчала цепочкой.

— Уйдите пока, — распорядился Крыжов. — Не надо лишний раз всем вместе… Я с ним побеседую. Идите в опочивальню, дверь приоткрытой оставить можно, слышнее будет.

Дзакоев и Макруша кивнули. Не возражали и Калмыков с Буцаном.

Перешли в указанную Крыжовым «опочивальню»: широченная кровать с пышными перинами и подушками, ковер на стене, ковер на полу, дамское трюмо и платяной шкаф «птичьего глаза», тюлевые занавеси.

— На кровать сесть можете, — разрешил Крыжов.

— Ладно! — грубо оборвал Макруша. — Иди…

Люська успела убрать со стола остатки пиршества. Когда Прасол вошел, «слуга» читал старинную книгу в кожаном переплете.

— Здравствуй, брат родной, бог тебе в помощь! — с веселой улыбкой сказал Прасол.