Фортуна Флетчера - Джон Дрейк

— Что ж, — сказал я с голодным блеском в глазах, — это мы еще посмотрим!

— Нет! — твердо сказал Сэмми. — Мужчины дерутся из-за выпивки, и они дерутся из-за денег, но это ничто по сравнению с тем, как они дерутся из-за женщин! — Он увидел уверенную ухмылку на моем лице и покачал головой. — А ну-ка, слушай, что я тебе говорю, Джейкоб, — и он разжевал мне все по полочкам, тыча в меня указательным пальцем для пущей убедительности. — Если дело в женщинах, неважно, насколько ты большой. Получишь в спину темной ночью, и на этом все! У тебя уже есть один сумасшедший ублюдок, пытающийся тебя зарезать; ты хочешь, чтобы их было двое?

— О, — сказал я.

— Да! — сказал Сэмми.

И на этом я бы оставил этот вопрос, но он не оставлял меня в покое.

На следующий день мы снова были на артиллерийских учениях, когда одна из наших карронад продемонстрировала особую уловку своего вида, которая заставляла таких канониров, как Сэмми Боун, так их опасаться. Был жаркий, безветренный день, едва хватало ветра, чтобы управляться, и лейтенант Сеймур воспользовался этим, чтобы поупражняться в стрельбе по мишени: бочке со стеньгой и клочком парусины, привязанным к ней вместо флага. На этот раз он выбрал расчеты карронад, и под насмешливые крики расчетов длинных орудий, которые молчали, каждая карро-нада по очереди стреляла с расстояния пятидесяти ярдов от цели. Это было трудно, и карронады для этого не предназначались. Они были созданы для быстрой стрельбы, разнося врага в щепки на расстоянии, с которого невозможно промахнуться.

Так что мы потели, мучились, промахивались и пробовали снова. А насмешки с орудийной палубы становились все громче, а карронады — все горячее. Горячие орудия стреляют сильнее, чем холодные, и отдача у них сильнее. Особенно у карронад, и отдача у них не такая, как у обычных пушек, которые откатываются на своих катках. Вместо этого есть верхний станок, к которому крепится ствол, и он откатывается по дубовому полозу, который крепится к палубе на шкворне, так что все это можно поворачивать из стороны в сторону. Как и у длинных орудий, отдача сдерживается тяжелыми канатами, брюк-талями.

В тот день от беспрестанной пальбы мистера Сеймура карронады раскалились так, что до них нельзя было дотронуться, а отдача стала пугающе неистовой. Возможно, ему следовало прекратить учения, не знаю. Я не такой знаток, как он. Но то, что случилось, было внезапным и шокирующим.

«БУМ!» Вторая карронада выстрелила и яростно рванулась назад. Брюк-тали лопнули, как гнилые нитки, и полторы тысячи фунтов раскаленного железа, сорвавшись с полоза, чудовищно рухнули на палубу. Мэттью О'Флаэрти, все еще сжимая в руке спусковой шнур, оказался прямо на ее пути. Знаете, как садовник убивает слизняка? Кладет его на большой камень и сверху бьет другим. Руки и ноги О'Флаэрти еще были на месте, но все остальное напоминало то, что остается между камнями, только этого было гораздо больше. Скользкие внутренности его тела шипели и жарились под раскаленным орудием.

Наступила тишина, и все на баке застыли в немом изумлении. Затем послышались крики, и по шкафутам с квартердека уже бежали люди: капитан, лейтенанты и другие. На минуту воцарился хаос: юнгу стошнило от ужаса, вокруг искореженного орудия растекалась кровь, а лицо лейтенанта Сеймура стало белым как полотно. Он стоял ошеломленный и с открытым ртом, пока капитан тряс его за плечи.

— превратности войны! — сказал капитан. — Все равно что пал от руки врага. Ничьей вины тут нет.

Но это были суровые люди, выросшие среди внезапных бедствий мореплавания, так что они недолго сокрушались. Вскоре одна партия уже оттаскивала орудие с помощью талей, заведенных за фор-штаг, в то время как другая отмывала палубу швабрами, водой и песком, а помощники хирурга пришли с ведрами, чтобы собрать то, над чем капеллан мог бы прочесть службу. Наконец, лейтенант Сеймур проверил тали каждого орудия на корабле и собственноручно произвел по выстрелу из каждого.

Так и пришел конец Мэттью О'Флаэрти. Его вещи были проданы с аукциона первым лейтенантом, а его «тело» спустили за борт с должными церемониями. Но одно из его достояний перешло ко мне. Во время обеда, когда я сидел со своими товарищами, я почувствовал прикосновение к плечу. Я обернулся и увидел Кейт Бут. Вблизи она оказалась совсем крошечной и бледной, и очень юной. Младше меня, я бы подумал. Но она смело посмотрела мне в глаза.

— Джейкоб Флетчер? — спросила она.

— Да, — ответил я.

— Мне нужно с тобой поговорить, — сказала она. — Найди меня сегодня ночью в трюме.

Затем она ушла. Все проводили ее глазами, а потом повернулись ко мне, подталкивая друг друга и облизываясь.

— Хм! — сказал Сэмми, запихивая себе в рот солонину ножом. — Значит, ты. Должен был быть либо ты, либо Мейсон, так что я не удивлен.

— Что? — спросил я.

Сэмми усердно зажевал и проглотил.

— Одна баба на двести пятьдесят мужиков… ей понадобится защитник, раз ирландец помер, и она выбрала тебя. Увидишь, у нее там гнездышко в трюме, за главной крюйт-камерой. — Он на мгновение перестал есть и с тоской на меня посмотрел. — Разрази меня гром! — сказал он. — Хотел бы я быть на твоем месте.

Той ночью, пока мои товарищи спали в своих гамаках, я ускользнул и отправился в экспедицию в носовой трюм.

Света было мало, и все пространство было наполнено шумами корабельных балок, стонущих и хрипящих, пока корабль катился сквозь ночь к Франции. Здесь, внизу, ниже ватерлинии, был темный, бугристый мир бочек и бочонков, плотно втиснутых над балластом, а компанию составляли вонь из трюма и писк крыс. Юнги тоже спали здесь, в таких жалких углах, какие только могли найти. Пара метких пинков быстро их разогнала, и вот я остался один в темноте, в самом уединенном месте, какое только можно было найти на фрегате короля Георга.

С сильным и растущим волнением я увидел то, что искал: продолговатую фигуру, светившуюся в темноте. У самого борта, спрятанная среди нагромождения корабельных припасов, была маленькая каморка, сколоченная из парусины и обломков дерева. Длиной она была футов восемь, шириной — пять, и желтый свет фонаря тускло отбрасывал тень фигуры внутри.

Фигура шевельнулась, и край парусиновой палатки отдернулся. Кейт Бут хмуро смотрела на меня в полумраке. Холодный прием, но вид ее пронзил