Мара, дочь Нила - Элоиз Джарвис Мак-Гроу

— Тс-с! Мы пришли.

Медленно Шефту протянул факел. Впереди, у склона оврага, громоздилась груда красных гранитных валунов — та самая, что преследовала его четыре бесконечных дня. С усилием он оторвал от нее взгляд.

— Вот это место, — сказал он копателям. — Под завалом слева — дверь, которую мы ищем. Копайте, пока не найдете.

Глава 18

У Темной Реки

Прошел час, прежде чем лязг лопат прекратился. Шефту, сидевший на камне в нескольких ярдах, ощутил зловещую тишину и поднял голову. Факел дико и одиноко пылал во тьме, освещая проем в завале и каменную лестницу, ведущую вниз, в неизвестность. Наверху стояли Джедет и потные копатели, их глаза были устремлены на него.

Медленно он поднялся и пересек пески, взяв факел у жреца. Внизу лестницы была заштукатуренная дверь с оттиском Царской Печати Некрополя и картушем Тутмоса Первого. Дрожь пробежала по телу Шефту при виде знакомых иероглифов имени старого царя, заключенных в овальную рамку. Он и царевич стояли на этом самом месте много лет назад, в день погребения, и видели, как эта печать была вдавлена во влажную штукатурку.

Губы его разжались, но лишь через несколько мгновений он смог заставить себя говорить. *Даже твой царевич не вправе требовать такого преступления…*

— Открывайте, — сказал он.

Копатели прокрались мимо него вниз по ступеням. Под их зубилами штукатурка крошилась неровной трещиной, постепенно обрисовывая контур двери. У его локтя Джедет шептал:

— Анубис, не карай нас! У нас есть штукатурка, чтобы все исправить, у нас Царская Печать. Все будет как было, когда мы уйдем.

Шефту стало трудно дышать. Дверь, что должна была оставаться закрытой и нерушимой три тысячи лет, распахивалась перед ним со скрипом, что будил эхо в дальних глубинах гробницы. Повеяло спертым, сухим воздухом, который окутал его. Медленно, каждый шаг — усилие воли, он спустился по лестнице и прошел через дверь в Обитель Мертвых.

Он стоял в крошечном преддверии, где каменный пол был усыпан цветами. Он помнил их — последние подношения погребальной процессии, возвращавшейся в верхний мир. Они выглядели лишь слегка увядшими, словно прошла не более недели с тех пор, как их здесь бросили. Но когда он коснулся одного из них носком сандалии, тот рассыпался в пыль столь мелкую, что не осталось и следа. Слегка вздрогнув, он поднял факел. С плотно исписанных стен на него бросились молящие строки из Книги Мертвых:

«Я не творил беззакония против людей! Я не притеснял бедных! Я не морил голодом никого, я не заставлял никого плакать, я не совершал того, что есть мерзость для богов! Я не поворачивал вспять воду в ее время, я не гасил огонь в его час! Раз я знаю имена богов, что с тобой в Зале Двойной Истины, спаси же меня от них, Осирис! Я чист! Я чист! Я чист! Я чист!»

Перед Шефту другая лестница вела вниз, во тьму.

С Джедетом, теснившим его сбоку, и копателями с корзинами, толпившимися за его спиной, он начал долгий спуск. Вниз, вниз, вниз они крались, во тьму столь черную, что факел казался лишь движущейся искрой, в тишину столь глубокую, что в ушах звенело. Воздух становился все более спертым и гнетущим — тот самый воздух, что остался здесь много лет назад, когда внешняя дверь была затворена и запечатана. Хватит ли его для четверых, тяжело дышащих от страха? Пот покрывал лицо Шефту, лишь чтобы мгновенно испариться в иссушающей сухости этого места, стягивая кожу и делая губы непослушными. Тщетно он пытался отогнать мысль о миллионах тонн камня и земли над ними. Чем глубже они спускались, тем тяжелее становился этот гнет, тем удушливее было его осознание.

Наконец ступени закончились в недрах земли. Мужчины на мгновение остановились, слыша собственное громкое дыхание в тишине. Никто не хотел покидать лестницу, которая теперь казалась знакомой и безопасной. Мысли Шефту метнулись назад, к стражнику, что лежал так неподвижно под звездами далеко наверху, и к его товарищам у входа в долину, которые, возможно, уже начали его искать, гадая, почему он не вернулся…

Чувство неотложности овладело Шефту. Они должны спешить, иначе поднимется тревога, и они, выбравшись наконец, угонят в ловушку.

Борясь с нежеланием, он повел их по каменистому полу. Шаг, другой, третий, и свет факела выхватывал из черной пустоты все новые участки. Внезапно из мрака выпрыгнула яркая фигура вдвое выше человеческого роста. Незваные гости отшатнулись, словно от удара, и из горла копателя Усура вырвался звук, наполовину хрип, наполовину стон. Прошло несколько секунд, прежде чем Шефту смог заставить себя поднять факел и обнаружить, что ужасающая фигура была лишь частью процессии, нарисованной вдоль стен того, что оказалось высоким и просторным коридором.

Шефту заставил себя успокоиться, вспомнить этот коридор со дня погребения старого царя. Затем, сжав факел, он зашагал по длинному залу. Все новые и новые ярко расписанные фигуры проплывали мимо них в колеблющемся свете — группа женщин, склонившихся в скорби, с растрепанными волосами; рабы, несущие ларцы с сокровищами и мебель; сановники, шествующие за крытыми санями, на которых покоился огромный саркофаг. Это была погребальная процессия старого фараона, изображенная с точностью в каждой детали и завершавшаяся в дальнем конце зала последним торжественным ритуалом Отверзения Уст. Там, обрамляя дверь, возвышалась нарисованная фигура жреца-сем с его мистическим орудием, а напротив него бог Анубис с головой шакала поддерживал мумию.

Джедет начал петь низким, прерывающимся монотонным голосом:

— С миром, с миром, к Великому Богу… Следуй с миром, с миром, к твоей гробнице в Некрополе, с миром, с миром, в Землю Запада и твою обитель на Темном Ниле… — Его голос звучал тонко и странно в тяжелой тишине.

Факел и сгрудившиеся вокруг него люди двинулись между возвышающимися фигурами и под притолокой двери. Перед ними лежали новые ступени, ведущие вниз — всегда вниз и вглубь, в еще более темную тайну, в еще более густую тишину.

— С миром, с миром…

Голос жреца был нитью звука, то приглушенной узкими стенами лестницы, то гулкой и нереальной в переходе, дрожащей, как дрожал свет факела на резных стенах. Казалось, он не мог остановиться, хотя однообразие этого пения стучало, словно маленькие молоточки, по мозгу Шефту.

Он же яростно сосредоточился, напрягая память на каждом разветвлении прохода. Разветвлений казалось бесчисленное множество, и лишь одно было верным; другие вели к ловушкам или тупикам, западням, устроенным архитекторами старого