Песни служителей Адхартаха: призыв - Андрей Кот

– Господи Иисусе Христе! Мама, мамочка, пожалуйста, помоги, – Зоряна неистово молилась, рыдала и звала застывшую мать на помощь.

Но бедная женщина, уже осознавая происходящее, все еще не могла пошевелиться, чтобы броситься к дочери, оттого боль застыла в ее глазах, а слезы потекли по щекам.

Тем временем мелкие упыри вползли внутрь и пристроились за спиной чудища. Затем они шаг в шаг медленно, словно крадучись, играясь и упиваясь страхом, двинулись к девочке, повторяя пугающие слова: “К нам, к нам, иди к нам. Ни забот, ни бед, ни хлопот. К нам, к нам, иди к нам, будем в прятки играть и людей пугать…”

Чтобы как-то защититься Зоряна принялась швырять в них все, что было у нее под рукой, впрочем, вряд ли, подушки или куклы могли хоть как-то их остановить. Случайно рука ее схватила какой-то мешочек из съестных припасов, хранившихся под ее лавкой у печи и бросила в нечисть, который при падении разорвался. Широкой дугой из него просыпалась соль, прямо под копыта бывшей мельниковой вдовы. Тварь отпрыгнула назад и заверещала. Ее сподручные бросились по взмаху когтистой лапы вперед, но тут же отлетели обратно от удара о невидимую стену.

Чудище заметалось, как зверь, из стороны в сторону в бессильной злобе, затем посмотрело на потолок, и жутко расхохотавшись, прыгнуло на боковую стену. Широко переставляя конечности, словно паучиха, оно добралось до потолка. Упыри внимательно следили за своей повелительницей и радостно завыли, как только она преодолела невидимый барьер.

– Тятя, родненький! Куда же ты ушел, как ты мог оставить нас с мамой? – в ужасе завопила девочка, впервые выговаривая свою обиду погибшему в бою отцу. – Помоги, миленький! Ты же так нужен нам!

Вдруг одинокий петух, первым почувствовавший скорое приближение зари, пока еще скромно, словно стесняясь и боясь ошибиться, негромко возвестил округе о приходе зимнего рождественского утра.

Нечистые замерли, прислушались к петушиному крику, громко принюхались и заволновались, движения их стали резкими и порывистыми, как если бы из последних сил заставляли перемещать свои непослушные тела в сторону Зоряны, пытаясь прорваться сквозь защиту из соли. Бывшая мельничиха быстрой скороговоркой забормотала непонятные слова, дверь дома распахнулась настежь, и влетевший ветер поднял и разметал в разные стороны крупинки соли. Упыри ликующе заверещали и потянулись к прижавшейся к стене девочке.

Страх девочки был настолько велик, что ее ноги подкосились, и она упала, где стояла, сжалась в комок, закрыла ладошками глаза и, дрожа всем телом, повторяла как молитву: “Тятя, тятя, помоги!” Наконец силы окончательно покинули ее, и мир погас.

В этот миг уверенный сонм ликующих петушиных голосов залил деревню. В нем слились серебряными колокольчиками голоса молодых петушков, и звуком боевых рогов голоса пожилых петухов, но заслуженно ввел своим криком собратьев на войну с остатками ночи тот самый робкий петух. Только в этот раз голос его окреп от гордости, что именно он был первым, кто распознал приближение солнца, и звучал он теперь главным колоколом деревенской церкви, разрывая покров ночи и гоня прочь ее ужасных порождений.

Чудище сорвалось с потолка на спину, перевернулось, а мелкие упыри замурлыкали, запричитали да один за другим запрыгнули на спину к главной нечисти и исчезли в наросте на спине.

– Напряла себе на муки – не видать тебе больше света белого. если бы не утро, еще бы и дочери твоей беды не миновать, – прошипело нечистое чудовище, подхватило Божену как перышко и выскочило из дома. Дверь с силой захлопнулась, лучины упали и подожгли пряжу. Огонь быстро схватился, перескочил на лавку и пополз к образам.

Дом вовсю уже полыхал, когда соседи во главе со Стоумом, вытащили из огня девочку без сознания. Еще б немного и сгорела бедная Зорянка.

Когда она пришла в себя в доме Стоума, то взахлеб рассказала старику, что произошло ночью. Он долго молчал, словно обдумывая сказанное, затем горько ответил:

– Бедная ты моя Зорюшка, за что на тебя горе такое в твои годы. Я думаю, привиделись тебе твои страхи-ужасы. Ночью чудь напала на деревню, оглушили злодеи дозорных и ворота выломали. Бросилась чудь грабить, а дом-то ваш ближний к воротам, вот они первым делом к вам и забежали. Все что было ценное из дома вытянули, мать твою, страдалицу, утащили в полон. А тебя не успели из-за пожара прихватить, видать, как напали – так по голове тебя пристукнули, ну ты без сознания повалилась. Соседи услыхали крики дикие, глядь на улицу да ночь-то темная, хоть глаза выколи, ни луны, ни звезд за облаками только ваш дом полыхает. Вот сбежались мы. Вытащили тебя из огня, сюда ко мне отнесли. Потом уже всем миром стали рыскать, не скрылся ли кто чужой, тогда и нашли у ворот стражников. Староста сразу отряд охотников отправил догнать супостатов. Ну, а ты пока у меня поживешь, не пропадем! Да и ты поможешь старику по хозяйству, вдвоем, чай, все легче будет. Не грусти, девочка!

Старик отвернулся, чтобы скрыть слезу, а сам рукой погладил волосы, смотрящей в потолок Зоряны. Потом встал, пошебуршал по своим полочкам, взболтал чашу с водой да пару травинкой туда кинул, потом подал сироте.

– На-кось, выпей, милая, поспишь – сил наберешься, они-то нам с тобой еще точно понадобятся.

Затем поправил подушку у заснувшей девочки, надел тулуп, взял посох и вышел из избы. Быстрым, совсем не стариковским шагом Стоум направился к сгоревшему дому. Единственно, что он нашел на пожарище: чудом не пострадавшую, сделанную им куклу-свистульку. Положил Стоум ее со вздохом в руки спящей девочке да накрыл сиротку поплотнее одеялом, а сам присел у окна и задумался.

Через седмицу вернулись преследователи – усталые да понурые. Рассказали, что словно леший врагам помогал: как не кружились, не рыскали, никаких следов злодеев не нашли, сами с трудом из гиблых болот вырвались, да и вернулись ни с чем.

А еще потом выяснили, что пропала мельничиха. Люди решили, что вместе с Боженой в полон ее увели. С тех пор зерно никто не молол, а все работники разбежались без хозяйки.

Через несколько месяцев к Пасхе в заброшенное здание въехала семья дальнего родственника мельника, прознавшие о своем негаданном наследстве. Обжились новые жильцы, и снова потекло жито на мельницу. Но все же неспокойное стало место. Спустя некоторое время пришлось даже звать деревенского попа потому, что по ночам слышали в звуке колеса мельницы у водной запруды заунывную песню.

Будеше прясти