Путь инквизитора. Том первый, том второй. - Борис Вячеславович Конофальский

Вот оно как. Злоба хладная залила сердце кавалера. Значит, постель он его проверить хотел. Ну, теперь по-другому уже никак. Иначе, кроме как убийством подлеца, дело это не разрешить. Не получится по-другому, и пусть этот шут хоть трижды будет придворным графа, он должен сдохнуть.

А как по-другому? Как жену одну оставить, когда вокруг такие мерзавцы рыщут, ждут его отъезда?

Как на войну ехать? Как воевать, если ты думаешь все время: а не проверяет ли такой подлец твою постель? И не сядет ли ублюдок этого подлеца на твое поместье вместо твоих детей?

Если и были в кавалере еще какие-то сомнения, если и хотел поначалу он как-то завершить это дело без крови, то теперь-то уже без крови как? Рука его левая на эфес меча легла. Только не стал бы он меч о поганца марать, окажись он тут, зарезал бы свинью стилетом. Пять-шесть ударов, но не в сердце — в брюхо, чтобы свалился, но сразу не подыхал. Чтобы бледнел с каждым часом, чтобы дышал все реже, чтобы исходил своею поганой кровью до утра. А впрочем, нет, будет все по-другому. Нечего самому мараться.

Снова мрачен он был; мысли о жене, как ангелы печали и ненависти одолевали его. Он голову опустил и смотрел на все исподлобья, не видел ничего вокруг, только думал одно и то же: «Что ж, для людей Рохи найдется завтра работа».

Каждому за добрый выстрел он даст по талеру. И бросит этого мерзавца в кусты, пусть его поганый труп волки жрут и птицы, иного фон Шауберг не заслуживает.

— Спасибо, госпожа Ланге, — наконец, сказал кавалер холодно и пошел в обеденную залу.

Может, и не такой малой благодарности ждала красавица. Но о большем просить не стала. Подумала она, что еще подождет свою награду.

За ужином Волков почти не ел ничего, только пил, и был так мрачен, что даже жена это заметила. Но после ужина все равно пошел в спальню с женой. Ненависть, злость, презрение — то всё эмоции. Он сколько душе угодно мог презирать эту женщину, но ему требовался наследник. И Волков для того делал все, что нужно, он брал свою жену и думал о том, как завтра устроит засаду ее любовнику. Может, от этого, видя его взгляд, полный холодного презрения, она не причитала и не плакала, а сносила его страсть безропотно в этот раз.

⠀⠀

Еще небо не стало светлым, утреннее солнце едва пробиралось сквозь осеннюю серость, как на дворе появился Роха. С ним были сержанты Хельмут и Вильгельм, а с ними еще четыре человека. Все при мушкетах, в панцирях и шлемах.

— Мои лучшие стрелки, — сказал Роха, увидев, что Волков рассматривает солдат.

— Максимилиан! — крикнул кавалер.

— Да.

— Всем им лошадей! — Он указал на солдат. — Мне седлайте гнедую, она спокойная.

— Кавалер, может, и меня возьмете? — попросил оруженосец на всякий случай, вдруг получится.

— Выполняйте, что вам велено, — холодно ответил Волков и пошел в дом завтракать.

— Да, кавалер, — поклонился ему Максимилиан.

Завтрак пошел так же, как и вчера ужин. Волков едва смог съесть вареное яйцо и запить его теплым молоком с медом. Жена сидела тихая, а вот Бригитт так ерзала на кресле, словно угнездиться не могла. Кулачки свои сжимала над тарелкой. Тоже волновалась, глядела и глядела на кавалера. И, как и он, почти не ела ничего.

Волков хотел уже вина попросить, но тут пришел Максимилиан и доложил, что кони оседланы. Волков отодвинул тарелку и пошел к себе одеваться. На улице холодно уже было. Он облачился в рубаху шерстяную, грубую, теплую. Такие же, но только из худшего сукна мужики носят. Но сейчас именно такая ему и требовалась. Поверх рубахи кавалер надел свой новый «тайный» колет. Тот, что сверху изящен и красив, а изнутри крепок, как железо. Потому крепок, что под дорогой материей тонкая и крепкая кольчуга прячется. Застегнул пуговицы, подошел к зеркалу. Колет отлично сел на него. Кирасу и другой доспех Волков брать не собирался, авось шел не воевать, шел охотиться на вора поганого. Поэтому колет тут кстати. Кавалер также надел перчатки, укрепленные изнутри железом. Тоже хороши были. Сверху черная замша дорогая, а под ней тончайшее, абсолютно не мешающее руке кольчужное плетение. Он сжал и разжал кулаки — перчатки сидят отлично. Серебряную цепь с гербом Ребенрее, которой наградил его герцог, берет черного бархата, позолоченный эфес меча, шоссы, панталоны, сапоги, великолепную шубу из тех, что захвачена была на ярмарке. Сапоги, правда, не самые роскошные надел, грубые, те, что с большими каблуками, лучшие для езды верхом. Затем Волков еще раз оглядел себя в зеркало.

Хорош, не к чему придраться. Он разглядывал свое отражение и надеялся, что фон Шауберг сразу не сдохнет, что перед смертью увидит того, кто приказал его убить. Нет-нет. Не сам убил! Не сам! В том много чести будет подлецу. Приказал убить! Убить, как убивают пойманного вора. Как бешеную собаку или как свинью.

Обычно кавалер одевался просто, как солдат. Если тепло, то простой колет, если холодно, то нет ничего лучше крепкой солдатской стеганки, обшитой войлоком на плечах и боках. Разве что только шуба может быть теплее. Но стеганка много удобнее.

Носил он удобные, простые сапоги с большими каблуками, которые так цепко держат стремя во время долгой езды верхом. Сапоги, а не изысканные туфли. Зачастую предпочитал мужицкие штаны благородным шоссам. Может, поэтому жена упрекала его в низкородстве, называла его солдафоном. Ей, привыкшей к роскоши придворных кавалеров, повседневный вид мужа претил. Хотя, конечно, не поэтому. Точно не из-за одежды.

А теперь кавалер выглядел роскошно, ничем не хуже, чем его соседи барон фон Фезенклевер и барон фон Дениц. А шуба его соболья, может, была даже лучше, чем у них. Так и спустился он из верхних покоев в обеденную залу.

И жена, что занималась привычным ей рукоделием, и госпожа Ланге, что сейчас оказалась тут вопреки делам, — обе смотрели на господина с удивлением. Не привыкли они видеть его таким. Волков прошел и сел в свое кресло, ему нужно было сделать неприятное дело, дальше тянуть его кавалер не хотел, ему это было в тягость. И поэтому он начал:

— Госпожа Эшбахта…

Элеонора Августа почувствовала по холодному тону супруга и по важному его виду, что разговор будет серьезный, и отложила рукоделие.

— …давно уже известно мне, что состоите вы в подлой связи с шутом вашего батюшки, с неким фон Шаубергом.

— Что… что вы