Путь инквизитора. Том первый, том второй. - Борис Вячеславович Конофальский

больше в том не упрекну, вас я не виню, во всем виноват шут вашего батюшки, и коли вы свой супружеский долг обязуетесь выполнять, — продолжал кавалер, — то все меж нами впредь будет хорошо.

И тут она негромко, но так, что отлично слышал он, сказала:

— Леопольд фон Шауберг никакой вам не шут, а человек благородный, он благороднее вас вдесятеро.

Больше говорить стало не о чем. Волков взял письма, что так и лежали перед ним, расстегнул колет и спрятал бумаги на груди.

Бригитт тем временем принесла пива, дала его Элеоноре. Та отпила пару глотков, поставила стакан на стол, затем подняла глаза на Волкова, и увидел он, что никакого раскаяния в них нет. Так и смотрела она на него с ненавистью, как на врага. И ничего не говорила ему больше. Но на ее некрасивом лице он и без слов читал все мысли и чувства. И не было там того, что ему хотелось видеть. И близко не было.

Кавалер встал:

— Что ж, пусть будет как будет. И каждому пусть воздастся то, что до́лжно.

Он вышел из залы и направился во двор.

⠀⠀

⠀⠀

⠀⠀

Глава 38

⠀⠀

олков велел расседлать одного коня, а вместо него запрячь телегу. Так и поехали они по дороге на север, на Мален. Роха ничего у господина не спрашивал. Бородатый одноногий старый солдат и сам был неболтлив. Молчит кавалер — значит, так надо, приедем — узнаем, зачем ехали. Но, как ни крути, поговорить в дороге придется, ехать-то долго.

— Так что мне с лишними людьми в роте делать? — спрашивал Роха.

— А что с ними делать, почему они лишние? — рассеянно спрашивал в ответ Волков.

— Ну как же, — удивлялся Скарафаджо, — ты же видел у меня в роте людей без оружия. Может, их в роту Брюнхвальда перевести?

— А, ты про это? — вспомнил кавалер. — Нет, поедешь в Мален, купишь аркебуз, сколько потребуется.

Он тут остановил коня. Стал оглядываться. Роха, а за ним и все остальные тоже остановись.

Два холма, макушки лысые, у подножия барбарисом поросли, и дорога рядом с ними извивается. Разъезженные лужи в колеях. Кустов мало, только на восточной стороне дороги. Отличное место для убийства.

— Отличное место, — повторил Волков уже вслух.

— Для чего? — спросил у него Роха. Он просто так это спросил, уже и так все понимая. Место было пустынное, тихое и мрачное.

— Для убийства, — ответил кавалер и достал из седельной сумки пистолет и зарядный мешок, что подарил ему епископ. Протянул все это сержанту Вилли. — Знаешь, как заряжать?

— Разберусь, господин, — ответил тот, принимая оружие.

Пока он заряжал пистолет, кавалер произнес, все еще оглядывая местность:

— Здесь поедет один господин… Один мерзавец, мы его просто застрелим. Стрелять будете с холмов, но я выйду к нему навстречу. — Он указал на дорогу: — Вот сюда, вот здесь я его встречу.

Вилли поднял глаза на холм, потом посмотрел на место, что указывал кавалер:

— Двадцать шагов, стрелять сверху. Отличная позиция, любой из нас попадет этому господину в голову.

— Вы только мне в голову не попадите, — мрачно сказал Волков.

Солдаты приняли это за шутку и засмеялись.

— Телегу и коней за этот холм! — указал рукой Волков. — Хилли, бери двух людей, сядьте на том холме, мушкеты зарядите, но фитили пока не запаливайте.

— Да, господин, — ответил сержант и с двумя солдатами пошел на дальний холм.

— Хилли, — окликнул его Волков, — это хорошие стрелки?

— Лучшие в роте, господин, — отвечал молодой сержант, обернувшись.

— Хорошо. — Волков повысил голос, чтобы его слышали все: — Знайте, коли дело закончится так, как нужно, каждый получит по монете.

— А мне на тот холм, господин? — спросил сержант Вилли.

— Да. Попадешь в верхового с того холма, если он будет стоять тут?

— Думаю, что попаду, господин, — отвечал Вилли. — Только вы его не загораживайте.

— В конце концов, убьем его лошадь, так никуда он отсюда не денется, — сказал Роха, — не волнуйтесь, кавалер. — Он тоже огляделся. — Это отличное место для кладбища.

— Стрелять, только когда я подниму руку, не раньше! — крикнул Волков уходящим на холмы солдатам.

— Да, кавалер, — отозвался Вилли.

— Да, господин, — вторил ему Хилли.

Холмы с размокшими глинистыми склонами скользкие, попробуй еще влезть на такой, если ты хром да еще в дорогущей шубе, которую не хочешь пачкать.

Пока залез — вспотел, хорошо, что надел грубые кавалерийские сапоги с большими каблуками. Подошва у них к тому же подбита гвоздями. Будь на нем сапоги дорогие, изящные сапоги с гладкой подошвой, что носят знатные люди, так, наверное, не смог бы добраться.

Один солдат расседлал лошадь, внес на холм седло, накрыл его сложенным потником. Получилось кресло какое-никакое. Волков сел, удобно вытянув ногу. Такое же кресло соорудили и Рохе.

Только они уселись, как Роха сказал:

— Эй, Хилли, пошли кого-нибудь к моему коню, там у меня фляга, забыл ее сразу взять.

Так и сидели они с флягой. Ничего, грязно только и сыро. Но шубу не снять, ветерок ноябрьский весьма прохладен.

Проехал мужик, вез бочку с чем-то. Он удивленно и с опаской поглядывал на людей, что сидели на холме. Но, узнав среди них господина, успокоился, поклонился и поехал дальше в Эшбахт.

Во фляге у Рохи был его излюбленный портвейн. Дрянь, не столько для веселья и удовольствия, сколько для пьянства. Винцо забористое было, а Волков пьянеть не хотел, сделал всего пять или шесть глотков. Смотрел на север, туда, где кончаются его владения и начинаются владения графа. От этого места до поместья Малендорф верхом, если не спешить, за два часа доедешь, учитывая, что ждут они придворного шута, который ночи напролет таскается по кутежам и пьянкам и встает явно не с рассветом. Но если он встал даже после утренней молитвы, то вот-вот должен появиться на дороге. Волков сидел и высчитывал часы. Должен, должен он уже появиться. Но проехали два купчишки. Может, это один был с помощником, просто на двух телегах товары вез.

— Слушай, — заговорил Роха негромко, так, чтобы солдаты и сержант не слышали, — а кого мы убиваем? Что за господин?

Волков мог бы не говорить, зачем Рохе знать про его семейные дела. Он бы не сказал ему из-за позора, как ни хотелось ему поделиться своей бедой. Выглядеть обманутым мужем, ничтожным человеком и посмешищем Волкову не к лицу. Но Роха все-таки являлся его доверенным, и, чтобы показать, как он ему доверяет,