Дикая собака - Пекка Юнтти

Отец стоит рядом со мной в красивой серой жилетке, из кармана которой свисает цепочка часов. В нем ощущается чувство собственного достоинства, утраченное в предыдущие годы. Он изменился, снова посмеивается и рассказывает вечерами Лаури и Эенокки дурацкие истории. И сейчас я вижу около его глаз морщинки смеха и думаю, что этот день будет самым счастливым в моей жизни, хотя Вяйнё не смог приехать.

Отец ведет меня сквозь толпу гостей, все сторонятся, освобождая проход, в конце которого нас ждет пастор и Мауно. Я не поднимаю глаз от пола, но потом вспоминаю слова матери и смотрю на людей. Вижу улыбки, слезы в уголках глаз матери Кайсы, сияющие глаза Лаури и серьезного Эенокки, которого смущает вся эта церемония.

– Споемте псалом, – говорит пастор, и раздается шелест страниц сборника псалмов.

Господь, несущий счастье всем,

щедрый даритель,

Господь, прибежище благословения,

посмотри на венчающихся,

которых святое слово сейчас

соединяет воедино[53].

Пастор произносит проповедь. Я слышу слова, но не понимаю их. Смотрю только на Мауно, опускаюсь на колени, когда положено, повторяю, что просят говорить. Наконец, Мауно надевает кольцо мне на палец и вздрагивает от волнения.

Пастор смотрит на меня и говорит, что перед глазами всемогущего Господа вся община может видеть, как растущая в матери новая жизнь сможет теперь прийти в мир в благословении Господом святого союза.

Стыд обжигает мои щеки. Осмелился, черт возьми, все испортить. Лучше бы заткнулся, если не знает, о чем говорить.

Звенят собственные и одолженные у соседей праздничные кофейные чашки. Гул разговоров наполняет избу, часть из них слышна и во дворе. Мы с Мауно во главе стола, пьем кофе, который Мауно смог тайком привезти осенью из Швеции. Отец сидит напротив отца Мауно и что-то говорит. Мама не может усидеть на месте, бегает с блюдами и кофейниками в руках, хотя было решено, что Кайса и сестра Мауно Ритва будут обслуживать гостей.

– Разум вернулся к лесному управляющему, – говорит отец Мауно моему отцу. – Вероятно, мужики Тенгелиё привели его в порядок.

– Да, у них в обычае повиноваться розе, – говорит отец, шумно прихлебывая из чашки. – Хотя, конечно, надо благодарить Кекконена. Этот Ярви не кто иной, как батрак для таких больших господ.

– А такие, как мы – батраки батраков, донный отстой.

– На дне плавают самые рисковые сиги.

– Да, так, – соглашается отец Мауно. Мауно берет меня за руку под столом и шепчет, что я любимая. Щекочу пальцем его ладонь, потому что это – наша жизнь. Мауно – хороший человек.

Вечером о празднике не напоминает ничего, кроме спертого воздуха после присутствия большого количества людей. Мама проветривает избу и кладет в очаг светлые дрова, чтобы воздух сменился. Отец сидит в кресле-качалке и потихоньку набирает скорость. Его глаза не омрачены заботами. Приятный день оставил на его лице теплую улыбку. Лаури и Эенокки грызут пресный хлеб с маслом в конце кухонного стола. Их глаза спокойны, день и для них был переполнен событиями.

Я сижу в обнимку с Мауно на раздвижной кушетке. Так хорошо жить. Малыш проснулся. Он молотит мой живот так, что смешит меня. Кладу руку Мауно на свой живот.

– Потрогай, и у малыша праздник.

– Ага-а, – спохватывается отец и встает. – Мать, не наступило ли время и для нашего подарка, – говорит он, направляясь в спальню. Мама вытирает руки тряпкой и выходит из кухни с озабоченным взглядом. Отец возвращается из спальни с картой в руках.

– Подойдите-ка поближе, молодые, – зовет он и расстилает карту на столе.

– Мауно говорит, что участок Пиети достанется Яакко. Тот же старший сын, да и на самом деле там делить нечего. Но и вам требуется свой угол, когда родится ребенок… Так вот, мы с матерью подумали, что на той стороне дороги, – говорит он и стучит указательным пальцем по карте позади нашего дома, – там будет место вашего дома. Туда легко проложить дорогу, а за участком растут строительные сосны. Да и поля найдутся, на которых можно вырастить ячмень и картошку, – произносит он, отрывая взгляд от карты. – Что скажете?

Мауно смотрит на отца и мать, потом на меня. На его глазах слезы. Он полагал, что нам придется уехать, отправиться на поиски работы в Кеми.

– Супружеская чета Пиети благодарит вас, – говорю я отцу.

Отец пожимает руку Мауно и касается моей щеки. Мама обнимает нас всех.

– У меня есть еще одно дело к тебе, отец.

– Какое же?

– Не отведешь ли нас к ели Арвиити? Представишь нас сейчас, когда мы – единое целое.

Самуэль

День двадцатый

Просыпаюсь во второй половине дня от собственного плача. Не помню, отчего плакал. За окном уже смеркается. Встаю, голова кружится, пошатнувшись, ударяюсь головой о печку. Ночью топил, но изба уже остыла. Натягиваю сапоги. Вода на плите еще относительно теплая. Наливаю в кружку, в которой болтается последний чайный пакетик.

Нашел вчера в сарае на гвозде старую рваную рабочую рукавицу. Разрезал ее ножом на полоски и сделал круглую подстилку. Положил на нее Вити, свернув калачиком. Зверек лежит так красиво. Напоминает отдыхающую собаку, которая наблюдает за хлопотами своего хозяина.

Вечером вытащил письма из секретной дыры, поскольку мне было грустно и одиноко. Читал их Вити вслух, и от этого стало немного легче. Правда, все письма были скоро прочитаны, кроме одного. Его я намеренно приберег на завтрак. Духовная пища, когда нет ничего другого.

– Вити, не прочитать ли нам и это, последнее, – говорю я и беру в руку письмо, написанное Аарно. Оно датировано апрелем 1950 года, более чем через год после предыдущего.

Дорогая Айла,

безмерно рад новостям и фотографии. Утверждаю, что в нем есть немного и от меня. Думал о нем, как об Юрьё Густаве, но, конечно, понимаю, что ты хотела сама выбрать имя. Оута[54] – очень красивое имя, с запахом кайры. Самое главное, что у вас все хорошо.

Запоздалые поздравления также в связи со свадьбой. Полностью понимаю твою ситуацию. Ты же не можешь растить его в одиночку. И знай, я всегда держу свое слово. Доказательством пусть послужит предложение премьер-министра Кекконена министерству о создании опытного лесохозяйственного участка в ваших областях. Отправляю презентацию в приложении. Предложение будет утверждено парламентом, вероятно, уже осенью. Это означает, что ваши леса сохранятся.

Знай также