Дикая собака - Пекка Юнтти

Между нами – всего метр, у меня перехватывает дыхание, но я выдавливаю улыбку на лице. Произношу тихим, мягким голосом слова, которые сам не осознаю. Это скорее мурлыканье, чем колыбельная песня.

Затем морда касается моей руки. Я дрожу. Кажется, словно полюса соединяются, энергия бежит от руки к голове, а оттуда вдоль позвоночника к пальцам ног. Собака хватает лакомство с руки и отбегает в сторону, чтобы съесть.

– Хороший мальчик, – шепчу я. – Собственная инуитская собака Саму.

Я осторожно встаю и, медленно двигаясь, вхожу в избу. Оставляю дверь открытой и сажусь на скамейку. Снова протягиваю руку и подзываю: ко мне, ко мне. Нанок сомневается, заходит за угол хижины, возвращается, вытягивает шею и нюхает.

– Здесь есть еще, приди возьми, Вити от этого не будет хуже.

Нанок подходит, но останавливается перед дверью.

– Просто подойди, возьми угощение.

Нанок исчезает из дверного проема и пропадает надолго, даже кажется, что он убежал. Наконец он возвращается, входит в избу, берет лакомство и убегает.

– Замечательный мальчик! Так и должно быть!

Мы продолжаем нашу игру. Проходит час, может, два, не знаю, потому что не успеваю следить за небесной сферой, но я рад и воодушевлен, поскольку Нанок с каждым разом возвращается все быстрее, чтобы получить угощение. Каждый раз расстояние, на которое он отбегает, сокращается, и в конце концов он съедает свои кусочки лишь в двух метрах от дверного проема.

Смотрю на свою запачканную кровью и шерстью руку и на последний оставшийся кусочек. Это мордочка Вити с половинкой черепа. Что-то белое выступает на месте разреза. Боюсь, это мозг, и меня тошнит.

Делаю глубокий вдох. У меня есть еще один шанс. Я – одинокий игрок перед онемевшими от напряжения болельщиками равных команд в финале чемпионата мира, овертайм закончился, и моя задача – пробить решающий пенальти. Никто не осмеливается шевельнуться, ни даже шепнуть.

Встаю, ноги как студень. Подтаскиваю скамейку немного ближе к двери и смотрю на Нанока, который стоит во дворе и тихонько виляет хвостом. Сажусь и снова зову.

– Ко мне, Нанок, иди возьми. Сделай то, что должен. Здесь это чудесное лакомство, приди, просто приди.

Нанок быстрыми шагами входит в избу. Он уже доверяет мне. Когда он почти подходит, бросаю голову Вити на нары. В Наноке просыпается инстинкт хищника, и он прыгает вдогонку. Тогда я бросаюсь к двери, плотно закрываю ее и вдавливаю ржавый крючок на место.

Айла

2009

На крыльце грохот. Закрываю «Северные ведомости», встаю из-за стола и откладываю газету в сторону. В ней опять не было ничего правдивого. Выпрямляю спину. Кто там пришел?

В дверях появилась темная фигура дюжего мужчины. Оута. С годами он становится похожим на своего отца. То, как снимает кепку с головы, приглаживает волосы. Как смотрит мрачно исподлобья, даже когда рад.

– Мой единственный пришел проведать свою старую мать.

– Уже ли у мамаши кофейник горячий?

– Не думала, что ты придешь. Хотя, конечно, у меня утром так текли слюнки, что гадала, кто сюда придет.

– Это неудивительно. У тебя сегодня день рождения. Поздравляю.

– Ну, вовсе нет, – говорю я и смотрю календарь. – Да, точно. Полагала, что на следующей неделе. Старость не приходит одна.

– Она приходит каждый год в одно и то же время, – говорит Оута и смеется. Он красивый, когда смеется. Мог бы делать это чаще.

Иду на кухню и ставлю кофейник на плиту. Бросаю несколько поленьев в топку и возвращаюсь. Оута стоит посреди избы. У него в руках два полиэтиленовых пакета. Я знаю, что в них. Шоколад и цветок в горшке. Каждый год в день рождения он приходит в дом с этими подарками. Это его способ показать, что он любит, – раз в год, небольшим поступком. Он так никогда и не научился произносить это вслух, хотя покойный Мауно наверняка подавал ему пример. Он такой же замкнутый, как и его отец. Такой чувствительный, что должен представлять себя жестким, чтобы не сломаться.

– Счастья тебе, мама, – говорит Оута и подает один пакет. Я благодарю его сердечно и обнимаю, хотя он и не любит нежностей. Это тоже дико, маленьким в первые годы жизни он всегда сидел на чьих-то руках. На полевых работах целыми днями у Мауно на колене так, что у того нога отнималась полностью. Теперь же сразу сторонится, если к нему прикоснуться.

Оута садится на раздвижную кушетку. Ставит второй полиэтиленовый пакет на пол и откидывается на спину. Закидывает правую ногу на левую и качает ею. Так он делал еще ребенком.

– Что в той другой сумке? – спрашиваю я.

– Хм? Да так. Это… – Оута запинается и, бормоча, усаживается прямо. – Думал, что если к ели Арвиити… унести, – выдавливает он почему-то с трудом.

– Ну конечно, давай. Нужно и дерево когда-то вспомнить.

Оута видит большой чемодан в дверях дома и оживляется.

– Собираешься в поездку? – спрашивает он.

– Не я, Аава. Она скоро весь чердак запакует в машину.

– Куда она отправляется?

– Не говорит. Уходит и приходит, туда-сюда, как в горячке.

Через некоторое время я продолжаю:

– Скучает по тому мальчику. Мы не слышали о нем уже давно. Из питомника тоже звонили Ааве, спрашивали, не видела ли она его. Аава говорит, что телефон мальчика не отвечает.

На это Оута не говорит ни слова. Он опирается локтями на колени и бегает глазами по щелям пола, словно ему задано измерить их ширину. Что-то ускользает.

– Ты увел его в лес? – спрашиваю я.

– Что? – ожесточается Оута. – Вовсе нет, – говорит он, приосаниваясь, кладет шапку на колено и чешет бороду. – В нем сидит такая дурь, что он ничему не верит.

– Чему он не верит? – спрашиваю я.

Оута замолкает. Он смотрит на стены и считает пальцы. Бесполезно пытаться, вижу, что он не скажет всего. Он такой же несчастный врун, как и его отец.

– Да-а, да-а. Но теперь у нас этот кофе, – говорю я ему.

Оута проходит на кухню. Пол скрипит под тяжестью его шагов. Он берет зеленую чашку, из которой всегда пьет, и наливает кофе. Садится в конце стола, достает из-под колпака булочку и начинает беседовать.

– Олени еще не ушли в южные области, – говорит он и поднимает ногу на колено. Он чешет лицо, трет глаз, вытирает перхоть с рукава, ерзает на стуле, как будто не может сидеть спокойно. – Был один раз в хижине Керо. Хотел пойти снова, но эта зима пришла так неожиданно… знаешь ли, туда пробираться, – объясняет он и дует на горячий кофе. – Стоило бы отнести в избу продукты на случай