Дикая собака - Пекка Юнтти

Стою на лестнице и слушаю. Слышат ли остальные этот звук? Это злорадствующее ржание, пронзающее голову. Кто остальные? Никого нет. Это лесной хор смеется. Славная шутка. Из лучших розыгрышей. Мальчик Саму не попадет никуда. Как же, туда. Из этого ничего не выйдет, останутся следы, их обнаружат, и буду я болтаться на крюке в сарае у озера вместе с Пестуном.

Сижу на ступеньках хижины и плачу до опустошенности. Снег тает на руках и шее. Становится холодно. Вытираю сопли с щеки рукавом шерстяной рубашки и встаю, чтобы вернуться в избу. Синицы сидят на ели у берега и поют мне тюйю-ю, тюйю-ю, тюпица.

Хватаю снег руками, скатываю снежок и бросаю его в сторону птиц так сильно, что боль пронзает плечо.

– Улетайте отсюда!

Спектакль закончился. Все кончено.

Айла

1949

Отец врывается в избу, как западная вьюга. Бросает рюкзак к стене, пыхтя, стягивает ледяные сапоги и швыряет их в нишу.

– Этот дьявол еще осмеливается показывать здесь свою рожу, – раздражается он, а мама спрашивает, о ком речь.

– Ну, кабан. Мужики выворачивают наизнанку наши горы, а свинья только сидит памятником в доме деревенского совета.

– Что у него за дело?

– Соглашение. Он хочет согласия, чтобы можно было спокойно безобразничать. Приедет в следующий понедельник и попытается уговорить всех, чтобы никто не препятствовал.

– Что там сделано?

– Ничего.

– Эта изба Котакулха и этот пропавший мужик. Ты знаешь об этом? – допытывается мама.

– Не тебе беспокоиться о лесных делах, – сердится отец и чешет за ухом.

Дом деревенского совета бурлит, густой табачный дым окутывает людей покрывалом, большинство из них – знакомые мужики из деревень. У некоторых с собой и жены. Я увязалась пойти с отцом, хотя он говорит, что это собрание не для детей. И вообще, безопасно ли это, размышляет он вслух, сообщая, что жители Мелтоскайры такие горячие, что и с лесного управляющего могут снять его волчью шкуру.

Теперь и я в это верю. В глазах мужчин сверкает гнев и угроза. Некоторые говорят громко и непристойно, но страшнее всех молчаливые, которые пристально смотрят на пустую сцену деревенского совета, как волки, преследующие раненого оленя. Боюсь, что Аарно не поздоровится. Боюсь, что отец ввяжется в какую-нибудь глупость.

Толпа волнуется и затихает. Оборачиваюсь и вижу входящего Аарно. Этот сумасшедший с двумя своими друзьями идет через главный вход сквозь толпу. На ходу разговаривает, желает всем хорошего дня, здоровается за руку с Элиной Кайтаярви, кланяется мужикам так пристойно, как умеют только те, кто вырос в Хельсинки. Проходит вперед. В зале тихо, как в засаде на лося. Словно мужики дрогнули оттого, что он осмелился пройти так близко.

Аарно поднимается по лестнице. Я вижу, что у него снова болит нога. Она всегда беспокоит, если ее не гладят. Эта нога тоскует по любви, ей нужны женские прикосновения.

Аарно откашливается, говорит что-то о теплой избе и морозной погоде, снимает шубу и вешает ее на стул, кладет сверху меховую шапку и рукавицы. На нем фланелевая рубашка с воротником-стойкой и толстые суконные брюки на подтяжках.

– Итак, – произносит он. – Ну и много вас здесь собралось. Вероятно, можем начать. Меня зовут Аарно Ярви, и сегодня я здесь по делу Лесного управления и государства Финляндии. Как, очевидно, многие из вас знают, мы встретились с неожиданными трудностями на наших рабочих площадках в западной кайре. Две избы сгорели, в одной из них хозяйка серьезно пострадала и была вынуждена уйти с работы. Был несчастный случай со смертельным исходом, и лесорубы покидают участки без предупреждения. Кроме того, в этой области было действительно трудно завербовать мужчин и получить лошадей. Поэтому, уважаемые жители западной кайры, мне начало казаться, что мы вам не очень нравимся.

Когда Аарно это говорит, зал хохочет.

– Он же умник, как Хеллант[51], – кричит кто-то из глубины зала, и все снова смеются. Это нарочитый смех, с оттенком яда. Однако Аарно смеется вместе со всеми, машет рукой крикуну, присаживается на край стола и продолжает как ни в чем не бывало.

– В последние годы я много бродил по этим кайрам не только по рабочим делам, но и в связи со своими увлечениями. У вас великолепные леса и богатые рыбой водоемы, немногие регионы нашей страны характеризуются таким богатством и разнообразием природных ландшафтов.

– Ну и на кой черт их портить, – кричит тот же мужик.

– Я и хочу сказать об этом. Может быть, их не нужно трогать. Может быть, их надо оградить от концессий и гидроэлектростанции, – говорит Аарно, и зал снова волнуется. – Я представил этот вопрос на рассмотрение в Хельсинки и совершенно особо – спикеру парламента Кекконену, которого знаю лично. Предложил, чтобы здесь, в западных тундрах, главным образом на территории муниципалитетов Юлиторнио и Туртола, была бы создана опытная лесоводческая область. Цель состоит в том, чтобы в этой области продолжить ведение лесного хозяйства прежним способом, чтобы в дальнейшем она послужила эталоном сравнения с теми территориями, на которых проведены вырубки для ведения лесного хозяйства современными методами.

Аарно прерывается, и зал взрывается возгласами. Внезапно все хотят высказаться, выразить сомнение или задать вопрос. Отец смотрит на меня с выражением удивления на лице. Аарно поднимает ладони в сторону зала и просит тишины.

– Однако я подчеркиваю, что это только план. Нельзя быть уверенными, пока документ не будет подписан, но упомянутая мною охранная область лесов и вод – это моя позиция, и, кажется, моя идея находит поддержку как в Лесном управлении, так и в парламенте. После того как я описал спикеру Кекконену свой опыт рыбалки в вашей кайре, он поддерживает также всяческую охрану ваших рек и ручьев и планирует продвигать решение этого вопроса.

– Брешет, дьявол, чтобы можно было спокойно рубить, – доносится из зала.

– Конечно, мы эти господские речи знаем.

– Пусти козла в огород!

Аарно поднимает руки, пытаясь успокоить зал. И тут в дело вмешивается отец.

– Ноо-оо, – гремит отец так, что у меня в ушах звенит. – Рты закрыть сейчас, – кричит он, и зал замолкает. – Послушаем спокойно, что скажет лесной управляющий, – заканчивает он мягким и миротворческим голосом. Не верится, что это говорит тот же человек, который только что так страшно орал.

Аарно кивает отцу, лучистые морщинки разбегаются от его глаз, когда он замечает меня рядом с папой. Аарно продолжает.

– Я всегда держал свое слово. Поэтому и сейчас ничего не обещаю, но хотел