Орловский и ВЧК - Владимир Черкасов-Георгиевский

— Целлер на выезде, но вот-вот будет. Я вам выпишу пропуск, подождите в приемной.

С пропуском Ахановский пошел мимо караула наверх по широкой белой мраморной лестнице в этом бывшем парадном подъезде градоначальника. Все здесь теперь было затоптано и грязно, как и в вестибюле Фонтанки, 16, бывшего Департамента полиции, где располагалась комиссия Орловского.

На третьем этаже Михаил Иосифович прошел в былую огромную столовую, теперь что-то вроде комнаты ожидания. Посередине этого помещения с коричневыми обоями, панелью из темного дуба и с буфетами, стоящими по стенам, находился громадный стол, на котором лежала нестираная с прошлогоднего октября скатерть. Ахановский сел в числе других посетителей на один из продырявленных стульев около темного от грязи окна с изорванной тюлевой занавеской.

Вскоре в комнату заглянул комиссар Гольгинер. Правая рука нынешней хозяйки этого застенка Яковлевой, он имел обыкновение шататься по всему зданию, бесцеремонно заходил в любые кабинеты и приставал с разными вопросами что к чекистам, что к подследственным. Так под видом шалопая работавший на англичан и ВНР Гольгинер пытался контролировать происходящее в ПетроЧеКе. У него было болезненное лицо с как бы страдальческими, широко расставленными глазами, он был высок и худ, что особенно подчеркивал флотский китель, который носил по своей принадлежности к службе Морского генштаба.

Ахановского Гольгинер несколько раз видел приятельски беседующим с Целлером, и направился к Михаилу Иосифовичу. Подошел, кивнул ему со словами:

— Вы к Целлеру? А его нет. Может быть, имеете что-то срочное, так я вас приму.

Спекулянт подумал, что дело у него, конечно, неотложное. Скользкий, как налим, Самуил Ефимович, почувствовав сегодня его въедливость, мог вообще прекратить встречи с Ахановским и даже исчезнуть из города. Поэтому он согласился пройти в кабинет Гольгинера, о неприязненных взаимоотношениях которого с Целлером ничего не знал.

Комиссар выслушал сообщение Ахановского и задумался. Он давно стремился во что бы то ни стало свалить Целлера, чтобы встать на его должность начальника комиссаров и разведчиков, заняв таким образом и официальное высокое положение в Коллегии ПетроЧеКи. На днях такой случай представился — арест артистки Кары Лоты, давно подозреваемой в связях с германской разведкой и проходившей в чекистских документах под кличкой Рыжая Баронесса. Она была бывшей любовницей Целлера, и теперь оставалось лишь заставить ее на допросах дать показания на Якова Леонидовича как на пособника в шпионаже.

Однако с дамочкой, умеющей актерски перевоплощаться в кого угодно и в крайних случаях падать в обмороки, предстояло повозиться. А тут в связи с донесением Ахановского в голове Гольгинера вырисовалась и другая линия, тождественная делу германской шпионки Кары Лоты, способная без промедления опустить Целлера в пыточный подвал. Указанный Ахановским возможный германский агент Самуил Мовкис так или иначе был компаньоном самого доносчика, а значит, Мовкиса можно было выставить сообщником и Целлера. В надежную петлю для Якова Леонидовича свивались эти две ниточки-бечевочки от артистки-шпионки и от пусть пока предполагаемого дельца-шпиона. Для неожиданности удара по Целлеру этакой комбинацией Гольгинеру требовалось немедленно арестовать Мовкиса.

— Будем брать вашего компаньона, — сказал комиссар, пристукнув кулаком по столу.

— Так сразу? — только и смог выдавить изумленный Ахановский, в планы которого не входило отдавать на распыл Могеля, хоть со всем германским генштабом, до того, как удастся через него выгодно продать драгоценности.

Его уже не слушали, Гольгинер распоряжался о чекистской группе, необходимой для ареста в людном месте шпиона, почти наверняка вооруженного огнестрельным оружием.

На двух легковых авто чекисты вместе с Аханов-ским под командой самого Гольгинера подъехали на Большой Морской к «Шкиперу», собираясь скрытно взять дом с рестораном в кольцо перед приходом на ужин сюда Могеля. Но Ахановский увидел того здесь через окно по-прежнему сидящим за тем же столиком с неизменной пузатой бутылкой. Захват облегчился, чекисты попросту обложили все выходы из заведения.

В эти минуты у Могеля с «Домом Периньоном» сложились уже паритетные отношения. Самуил Ефимович, готовящийся к новой встрече с Ахановским, с энтузиазмом взялся за еду и сумел переломить опьянение, как бы обрести «второе дыхание», отрезвляясь еще и кофе. Вернувшись в свою более или менее привычную форму, он и внимательнее оглядывался по сторонам, как следует в общественном месте разыскиваемому ЧеКой и милицией человеку.

Поэтому Могель сумел опознать чекиста, расположившегося в дальнем от него углу зала за столом с классической газеткой в руках. «Азефовско-карамазовскому» Могелю нетрудно было заметить бессмысленность поведения этого посетителя в тельняшке под рубахой, читавшего вечером утреннюю газету и заказавшего в знаменитом матросскими кутежами «Шкипере» лишь кофе с булочкой.

Сразу протрезвевший Самуил Ефимович, профессионально сидевший за столиком, с которого были видны все входы-выходы зала, стал пристально наблюдать за ними. Вскоре за часто откидываемой официантами портьерой на пути к буфету Могель определил второго чекиста, изображающего на этом перекрестке пьяного, с трудом сидящего на диванчике у стены.

Агенту было неважно, из-за чего здесь затевается облава или арест кого-то из присутствующих в зале. Как человеку в розыске, Могелю следовало стремглав уносить ноги во всех таких случаях. Он был природным проходимцем, и всегда, прежде чем зайти куда-то, думал, как будет оттуда выходить. В «Шкипере» для отхода Самуилом Ефимовичем был давно намечен извилистый путь к лестнице наверх в многоэтажном подъезде, где размещался кабачок. Могель собирался использовать это по опыту их счастливого бегства от чекистов с Орловским таким же образом через крыши.

На этот раз енотовую шубу, висевшую в гардеробе, Могелю-Ванбергу-Мовкису было уже не унести. Что поделаешь, он, не торопясь, поднялся из-за стола и пошел в сторону туалетной комнаты, около которой был нужный ему ход в кладовку. Самуил Ефимович мгновенно проскочил в нее и закрыл за собой дверь на щеколду. Здесь он на ощупь в темноте пробрался по предварительно изученному им проходу между штабелями ящиков, коробок к дальнему концу склада. Там было забитое фанерой окошко, выглядывавшее в бытность этой кладовки комнатой привратника прямо в подъезд.

Могель отодрал фанерку, высунул голову туда и увидел, что парадное пусто. Самуил Ефимович протиснулся в подъезд и припустился на «кошачьих ногах» вверх по лестнице. Дорога через чердак налегке, без шубы лежала в любую сторону по стыкующимся здесь крышам домов.

Улепетывающий Могель не мог заметить чекиста, стерегущего парадное около его двери с улицы, а тот тоже — беглеца через дверь без стекол. Второй же чекист был выставлен на лестничной площадке пятого этажа именно для перекрытия отхода на крышу. Он заметил через лестничный пролет осторожненько ступающую по ступенькам