Орловский и ВЧК - Владимир Черкасов-Георгиевский

— Думаю, что Целлер был не до конца откровенен, он должен был знать, почему Яковлева приказала приставить к вам персонального разведчика.

— Наверное, вы правы, Андрей Петрович, но у меня не хватило компрометирующего Целлера материала, чтобы выяснить все начистоту. Поэтому я и прошу вас, чтобы теперь на допросах Целлера ваш Гольгинер окончательно уточнил эту историю, ежели сам не обладает информацией по яковлевской линии. Иначе хоть Оргу закрывай, не знаю, чего еще ждать от вашей близкой знакомой, — сардонически улыбнулся Орловский, не в силах удержать иронию при виде киснущего красавца-капитана, когда всплывало очередное упоминание о его «даме».

Тот, отводя глаза, недовольно кивнул:

— Хорошо, хорошо, Бронислав Иванович. Стоит ли об одном и том же столь подробно? И потом, вы уж слишком хватили насчет «закрытия» Орги.

Орловский снова стал серьезен, провел ладонью по высокому лбу:

— А что поделать, когда чувствуешь себя будто на прицелах сразу из нескольких точек?.. Сворачивать налаженную мной в Петрограде агентурную сеть, конечно, начальство не позволит, но мне лично, возможно, придется скрыться. Я, видите ли, кажется, излишне доверился одной весьма ловкой даме, — сказал он о Муре Бенкендорф. — Вам ли не понять такую опасность?

Теперь моряк посмотрел на него открыто, заметив с веселым сочувствием:

— Шерше ля фам: ищите женщину, — хоть с красной, хоть с белой стороны. В общем-то, это лишь нам, мужчинам кое-когда и в кое-каких обстоятельствах кажется, что мы переигрываем слабый их пол. А они, по-моему, всегда убеждены, что конечная победа будет за ними. И вдруг дамы правы?

* * *

Выйдя из «Версаля», Знаменский, подняв воротник черной шинели, наклоняясь от порывов разразившейся метели, вернулся по скользкой панели в генштаб. Из своего кабинета ему было удобнее позвонить по телефону на Гороховую Гольгинеру, который из-за своей новой должности засиживался там до полуночи.

По этому длинному телефонному разговору высокопоставленных генштабиста и чекиста посторонний не смог бы понять, о чем они сговаривались. И лишь частое безымянное упоминание некоего подследственного могло навести на мысль о недавно арестованном Целлере. Правда, однажды упомянутая фамилия Милитова указывала и на провал этого целлеровского агента, приставленного к комиссару Орлинскому… То есть, посредством этаких сложных умозаключений можно было попытаться понять, кого и как дело касается. Но пока не то, чтобы подслушивать таких начальников, айв чем-то заподозрить их было невозможно. Ведь обладатель смоляных кудрей Знаменский время от времени продолжал расстегивать голубой пеньюар на стройных бедрышках Валентины Назаровны, а товарищ Гольгинер за отличия по службе только-только получил повышение.

После того, как Альберт Артурович поговорил с капитаном из Морского генштаба, он открыл резной шкапчик из красного дерева, спрятанный за большим несгораемым шкафом и достал оттуда бутылку бренди. Его папа, широко известный в России и в Британском королевстве делец, предпочитал из крепких сей напиток, эта склонность перешла и к сыну. Прикладывался Гольгинер-младший к бренди и потому что постоянно астенически утомлялся, простуживался слабой грудью. А после того как он попался на связи с английской разведкой, ему отбили легкие здесь же, на Гороховой, и у Альберта Артуровича начался туберкулез.

Гольгинер налил почти полный стакан и выпил перед тем, как спускаться в пыточный подвал. Каждый раз, когда ему приходилось идти в застенок, где его самого убивали, Альберту Артуровичу приходилось это делать, чтобы не замутило там от воспоминаний и острого запаха крови.

Комиссар прошагал по пустынным коридорам ПЧК, сбежал вниз по беломраморным и железным винтовым лестницам к теперешнему «кабинету» Целлера. Побарабанил кулаком в обитую жестью дверь.

Она как бы гостеприимно широко распахнулась, и тоже пахнущий спиртным дежурный здесь чекист бодро доложил:

— С часа два как пришел в себя Целлер. Все, вроде бы, соображает, но один глаз вытек.

В углу этого залитого по стенам, потолку и полу бетоном подземелья в луже крови сидел приваленный спиной к стене Яков Леонидович. Лицо было превращено в котлету, зубы и глаз выбиты, ему было трудно дышать также из-за сломанных ребер. Но, увидев вошедшего Гольгинера, Целлер сверкнул единственным глазом, пытаясь изобразить на изуродованной физиономии подобострастие.

Альберт Артурович сел перед ним в кресло и скучным голосом приказал:

— Сейчас подробно расскажешь о твоих контрразведывательных действиях против наркомюстовского комиссара Орлинского и обо всех, кто отдавал тебе в этом отношении распоряжения.

Глава четвертая

Выполняя задание председателя Центральной уголовно-следственной комиссии Орлинского, ее сотрудник, бывший могильщик Скорбин разыскал местопребывание банды попрыгунчиков. Оказалось, что в последнее время они отсиживаются по ночам на Большеохтинском кладбище, около которого когда-то и начинали свой разбой.

Основным укрытием налетчиков являлся склеп купцов Никоркиных, расположенный на дальнем, самом старом кладбищенском конце. Он имел глубокое просторное подземелье для длинной вереницы покойников этого рода, где на свободных от гробов местах «магнетическим» бандитам можно было бражничать, делить награбленное и спать. Скорбин доложил об этом Орловскому и получил от него разрешение взять для ареста попрыгунчиков нужное количество людей из утро.

Таким образом, этой морозной ночью Скорбин вел свой отряд по отлично знакомому ему кладбищу. Он приказал остановиться под раскидистой заснеженной елкой, как только в свете луны можно было разглядеть впереди нужный склеп.

— Товарищи, — стал он приглушенно объяснять подручным, потирая горбатый нос, — вы окружайте этот склеп засадой, а я пойду туда один. Попрыгуны меня знают-с; чтобы пробраться внутрь, я прикинусь, будто явился вступать в их банду. Потом буду их агитировать сдаться. Но если услышите выстрелы, налетайте и задерживайте бандитов, там должно быть человек пять-шесть. В старающихся скрыться стреляйте без предупреждения.

— А чего так сурово? — спросили командира.

— Гипнозом владеют попрыгуны. Если попадаешь под магнетическое их зенки, теряешь собственное соображение-с. Именно так-с ушел из сплошной чекистской облавы на Сухаревке в Москве предводитель банды Гроб.

Настроенные на предельно жесткий захват, скорее, отстрел знаменитых попрыгунчиков, сотрудники уголовки побрели на свои посты, утопая в снеговых сугробах.

Скорбин прошагал ко входу в склеп, наверху которого стояла мраморная фигура коленопреклоненного ангела, а также часовенка, которые были окружены металлической оградой. Потянул ее зарешеченную дверь на себя, она со скрипом открылась. Наркомюстовец прошел в часовню, в полу которой вниз уходили ступени, упирающиеся в железную дверь с надписью: «Мир вашему праху».

Спустился Скорбин по ступенькам и попробовал тихо отворить дверь, но она была заперта изнутри. Могильщик снял перчатку с правой руки, взял в нее револьвер, а левым кулаком дробно застучал по железу. Потом