Падение Робеспьера: 24 часа в Париже времен Великой французской революции - Колин Джонс

что их работа выполнена, разбредаются на обед. Робеспьер и его союзники выведены на чистую воду, арестованы и ожидают своей участи. Кризис миновал. Блеф Робеспьера раскрыт. Он просто бумажный тигр.

Однако, пока депутаты расходятся кто по своим квартирам, кто по соседним ресторанам, муниципальные власти Парижа – то есть Коммуна – объявляют, что они поднимают восстание – из-за ареста Робеспьера. Пока Конвент дискутировал, Коммуна рассылала приказы. И чтобы требования Ратуши были услышаны в зале заседаний Конвента, она начала собирать вооруженные отряды. До этого момента разного рода отклонения от рутинного распорядка Дня шелковицы имели отношение к политической элите. Теперь все изменилось. К мобилизации парижан призывают соперничающие центры власти – Конвент и Коммуна, – и каждый из них претендует на легитимность. 9 термидора начнется journée, в котором примет участие все население города. Жребий в очередной раз брошен – и простым гражданам придется сделать принципиальный выбор, касающийся не только судьбы Робеспьера, но и самого будущего характера всей революции.

17:00

ТЕАТР РЕСПУБЛИКИ, ОКРЕСТНОСТИ ПАЛЕ-РОЯЛЬ (СЕКЦИЯ ГОРЫ)

Большинство театральных представлений начинается в 17:00 или 17:30, и зрители уже занимают свои места. Несмотря на испуг, который вызвал у владельцев театров Анрио, еще час назад ураганом пронесшийся по восточной части города, театры все же открылись[661]. По афишам этого вечера можно составить весьма полное представление о репертуаре эпохи. Театр «Эгалите» сыграет патриотическую, одобренную правительством постановку «Вильгельма Телля» Лемьера. На другом конце стилистического спектра – Амфитеатр Эстли[662] в предместье Тампля, специализирующийся на цирковых представлениях; там будут репетировать зрелищную ипподраму. Представлена и классика: на сцене Национальной оперы будет показана «Армида» Глюка (1777) – на либретто Филиппа Кино 1686 года. Легкая комедия, востребованный во все времена жанр, – тоже в ассортименте. Театр «Водевиль», расположенный напротив Пале-Рояль на улице Шартр, где живут многие депутаты, получил от правительства предупреждение за легкомыслие, но продолжает свои фривольные эксперименты; на сегодняшний вечер там запланированы три короткие пьесы.

В Театре Республики у Пале-Рояль будет представлена жизнеутверждающая классическая басня Легуве «Эпихарида и Нерон, или Заговор ради свободы» (Epicharis et Néron, ou Conspiration pour la liberté)[663], впервые показанная в начале февраля. Пьеса повествует о заговоре с целью свержения императора Нерона – тирана, разумеется. Она прошла цензуру, поскольку ее легко представить как критику абсолютистской «тирании» Бурбонов. Интересно вот только, насколько зрители в курсе событий нашего дня? Будет ли по сегодняшней реакции видно, что императора Нерона теперь сравнивают с другим, более современным «тираном»?

– Tremble, tremble, Néron, ton empire est passé! – Трепещи, трепещи, Нерон, закончилась твоя империя![664]

17:00

ГОРОДСКИЕ УЛИЦЫ

Члены состоящего из 144 человек Генерального совета Коммуны начинают стягиваться на собрание, созванное мэром Флёрио-Леско и национальным агентом Пайяном. Число их пока невелико. Пару часов назад мэр отправил присутствовавших членов Муниципального совета заручиться поддержкой в своих секциях, а затем вернуться со всеми остальными коллегами, чтобы провести полное заседание Генерального совета. Одновременно с этим Анрио пытался добиться от начальников легионов НГ, чтобы те вывели войска к зданию Ратуши. Таким образом, по городу циркулирует множество устных и письменных сообщений. До многих внешних секций[665] они пока не дошли. Задача организовать собрание оказывается еще сложнее из-за того, что многие желающие принять участие в Генеральном совете находятся на своих рабочих местах, а не по домашним адресам. Потребовать от них бросить все свои дела и явиться в Ратушу – задача не из легких, даже если предположить, что их удастся найти.

Делегация из соседней секции Неделимости уже направляется в Ратушу, объятая энтузиазмом – ведь секции уже созваны,

чтобы все дружно направились вместе с ними в Национальный конвент – поздравить его с декретами сегодняшнего заседания и арестовать тиранов, угрожающих нашей свободе[666].

Однако большинство членов совета, собравшихся в Ратуше, еще не слышали об арестах. Никто ничего не знает или по крайней мере плохо понимает, что именно происходит. Небольшая, но значительная группа – примерно 20 человек – из нынешнего состава совета была членами восставшей Коммуны августа 1792 года, а около половины его депутатов работало во время journées 31 мая и 2 июня 1793 года. Они достаточно опытны, чтобы знать, что, согласно правительственному регламенту, Генеральный совет собирается только пятого и десятого числа каждой десятидневной недели. Поэтому созыв такого заседания – событие не только необычное, но и, вполне возможно, незаконное. Но ведь в ходе революций возникают чрезвычайные ситуации, когда невозможно обеспечить salus populi, если не преступить формальный закон. Такие люди знают, что, по выражению члена совета Жан-Жака Кретьена[667], Коммуна – это то место, куда «в бурные времена долг зовет любого народного магистрата». Надо ли говорить в связи с этим, что некоторые члены совета предпочли залечь на дно[668] или сказаться больными.

17:00

ШТАБ-КВАРТИРА ПОЛИЦЕЙСКОГО УПРАВЛЕНИЯ, МЭРИЯ, ОСТРОВ СИТЕ

Гравер гр. Дегуи, член Революционного комитета секции Пантеона, зашел в штаб-квартиру полиции к своему другу – администратору, художнику Клоду Биго. Он слышал, что Коммуна призывает депутатов от секций явиться в Ратушу, а командир НГ Анрио проводит мобилизацию. Конечно же, говорит он, эти действия явно нарушают Закон 14 фримера о Революционном правительстве? Следует ответ:

– Речь сейчас не о революционном законе. Мы поднимаемся, чтобы защитить интересы народа, который сегодня возвращает себе власть. Если вы и ваш комитет – добрые патриоты и добрые революционеры, вы вернетесь и заставите подняться и их.

На этой торжественной ноте Биго приобнимает Дегуи и, в завершение своей речи, одаряет его братским поцелуем[669].

Большая часть сотрудников полицейского управления, как и Биго, решительно выступила за Коммуну против Конвента. Однако, несмотря на охвативший Биго энтузиазм, есть и оговорки, и разногласия. Среди сомневающихся[670] особенно выделяется самый долгоживущий член полицейского управления Этьен Мишель. Известный своей радикальной позицией по многим вопросам (к примеру, он выразил желание повесить последнего адвоката на земле на кишках последнего священника), он входит в штаб-квартиру полиции, чтобы сообщить своим коллегам радостную (с его точки зрения) новость об аресте Робеспьера, свидетелем чего он был лично в зале заседаний. Внутри он застает 8–10 одетых человек, на каждом пояс с триколором, – которые с угрюмым видом объявляют о своем коллективном решении поддержать Коммуну. Никаких братских объятий. Он гневно осуждает их выбор как незаконный, но его коллеги отвечают ему тем же. Он —

…контрреволюционер. Он предает честь своего мундира, он трус, позволяющий угнетать истинных представителей народа, он бросает Неподкупного.

Его грубо хватают – и после ожесточенной борьбы бросают в камеру, где к нему вскоре присоединяется портной Жан Бенуа из секции Хлебного рынка, также оказавший сопротивление. С другим арестантом, учителем Жан-Гийомом Гийо, по прибытии в участок обходятся помягче. Художник Жан-Леопольд Фаро, заделавшийся в этот вечер одним из самых энергичных полицейских администраторов, говорит ему, что он «не годится» для предстоящих ночных мероприятий, и приказывает пойти посмотреть, что происходит в Ратуше, с которой сотрудники управления пытаются установить связь. У Коммуны на острове Сите есть союзник и свой бастион. «Мы твердо стоим на своем посту, – пишут Фаро и его коллега по управлению Жак-Матюрен ле Льевр мэру, – Республика восторжествует».

17:30

ПЛОЩАДЬ КОММУНЫ

Толпа, которая начала собираться на площади Коммуны с 14:00, к настоящему времени значительно увеличилась. Несмотря на то что шестеро начальников легионов НГ быстро получили декрет Конвента об отстранении Анрио от должности и запрете для гвардии выполнять его приказы, они все же добрались до достаточного количества секций – и у них получилось стянуть на площадь значительные отряды войск, которые расположились рядом со множеством глазеющих зевак и протестующих против максимума заработной платы.