Падение Робеспьера: 24 часа в Париже времен Великой французской революции - Колин Джонс

Этому поспособствовал и тот факт, что приказы, которые рассылал Анрио, были истолкованы неверным образом. Тот попросил начальников легионов направить в Коммуну всего 400 человек, то есть по 50 человек от каждой секции. Однако некоторые секции прочли этот приказ так, будто по 400 человек, если есть такая возможность, следует отрядить каждой. Особенно сильный мобилизующий эффект[671] произвели звуки générale в секциях, расположенных вблизи Ратуши; теперь там собрались значительные контингенты из секций Арси, Ломбардцев и Соединения. На другом берегу Сены мобилизацию проводит секция Пантеона: там общая численность сил приближается к 1200 бойцам.

Только что прибыл отряд из 200 человек с двумя пушками из секции Вооруженного человека под руководством председателя ее Революционного комитета Клода Шаландона[672]. Эта секция была приведена в боевую готовность где-то после 14:00, когда послышался бой générale в соседней секции Прав человека. Художник Пьер-Александр Луве[673], представляющий эту секцию, присутствовал на предыдущем заседании Муниципального совета. Он прислушался к призыву Анрио и Флёрио пойти и мобилизовать секции, выкрикивая на улицах: «Добродетель попрана! Нам нужно еще одно 31 мая!» Его попытки убедить председателя Гражданского комитета гр. Гужона принять меры не увенчались успехом, так как письменных распоряжений у него не было. Луве был в ярости и ушел со слезами на глазах. Но в Шаландоне, сапожнике, предпринимателе и революционере, он нашел человека более решительного. Услышав, что Анрио взывает о помощи в Ратуше, Шаландон с 15:00 до 16:00 обходил секцию с барабаном, отбивая всеобщий сбор. Под руководством Луве он собрал людей, откликнувшихся на призыв, в переднем дворе особняка де Субиз на улице Франк-Буржуа. Артиллерийская рота секции Вооруженного человека сейчас выполняет военные задания за пределами Парижа, но ее пушки все еще на месте, и Шаландон, как бывший артиллерист, знает, как подготовить их к бою. Правда, эта задача требует определенных усилий[674]: хоть пушки и считаются легкими, каждая весит 2840 кг, и для того, чтобы протащить их по улицам, нужны восемь крепких гвардейцев.

Когда около 16:00 Гужон прибыл на место событий, чтобы выяснить, что же происходит, мобилизованные еще не понимали сути явного чрезвычайного положения. Одни говорили, что речь идет об аресте Робеспьера, другие утверждали, что – о подавлении рабочих протестов против максимума заработной платы 23 июля. (В Гражданский комитет только что доставили новые экземпляры[675] этого декрета, что, возможно, и послужило поводом для слухов.) Поговаривают, будто рабочие начали штурмовать общественные здания. Сильные проробеспьеровские настроения Шаландона в секции хорошо известны, и он уже арестовал одного из коллег, когда тот заявил ему, что Робеспьер – контрреволюционер. На вопрос о законности своих действий он отвечает: «10 августа 1792 года нам не нужны были приказы!» Он узнал, что Анрио требует привести половину секционной гвардии с обеими пушками к Ратуше. Поэтому в 17:00 он с зажженным фитилем в руке выкатывает обе пушки из особняка де Субиз. Когда ему опять возражают – как же можно действовать без письменного приказа, он кричит:

– Когда нет приказов и вождя, мы остаемся без вождя. Сегодня командую я. Вперед! Кто хочет, тем остается только следовать за мной! Под мою личную ответственность!

17:30

ПОМЕЩЕНИЯ КОБ И КОС, ДВОРЦОВЫЙ КОМПЛЕКС ТЮИЛЬРИ

Начальник второго легиона Жюллио, сегодня выполняющий роль старшего офицера дежурного караула Конвента, отправил Ливена, адъютанта батальона секции Бон-Консей, с сообщением в КОС[676]: он только что захватил Анрио и поместил его под арест. Конфликт в особняке де Брионн, приведший к аресту Анрио, привлек внимание большой толпы, которая, как оказалось, горячо поддерживает Конвент. Жюллио обращается к ней с речью, призывая мужчин и женщин вернуться в свои секции и готовиться к защите собрания.

Участвовавший в захвате Анрио депутат Робен[677] все еще не успокоился и силком тащит генерала, со связанными за спиной руками, в отделение КОС, где его встречают Бийо-Варенн, Барер и другие. Он объясняет, что произошло, и предлагает немедленно принять меры в отношении пленника. Бийо спрашивает, что конкретно он имеет в виду, на что Робен отвечает:

– Если не наказать предателя немедленно, то вполне возможно, что к ночи негодяй и его союзники перережут вам глотки на собрании.

Барер, как ни странно, не обращает внимания на столь радикальное предложение. «Вы хотите, чтобы мы создали Военную комиссию, которая могла бы казнить его по приговору военного трибунала?» – апатично спрашивает он. «Это, – вклинивается Бийо, также странным образом отрешенный, – было бы весьма энергично». В конце концов мужчины решают, что Робен должен привести Анрио обратно в КОБ. Решение по нему надо принять, тщательно все взвесив.

Робен не может поверить в то, насколько легкомысленно относятся к ситуации члены КОС. Они ведут себя так, будто являются сообщниками Анрио или, по крайней мере, отказываются применять силу в целях самообороны. Безусловно, в данный момент правительство должно действовать против своих врагов максимально энергично. Если они этого не сделают, то потом им придется пожалеть.

17:30

ПЛОЩАДЬ КОММУНЫ

Разгоряченный Шаландон и его отряд с пушками из секции Вооруженного человека добираются до площади Коммуны. Но по дороге его лихость несколько повыветривается. Подчиненные снова принялись допытываться у него, почему на такой решительный шаг нет письменного приказа; все это наполняет его сомнениями – а правда ли стоит действовать таким образом? На площади царят полный хаос и неразбериха. Оставив там своих людей, он заходит в Ратушу, чтобы получить приказания, и сталкивается с высокопоставленным служащим генерального штаба НГ Пьер-Франсуа Венсеном. Венсен в прошлом часто спорил с Анрио и невысоко оценивает его таланты.

– Начинается буря [говорит он Шаландону]. Генерал – сущий jean-foutre, безнадежный идиот, и вам лучше всего отправиться в здание Национального казначейства[678].

Шаландон внимает предупреждению и с готовностью ему следует. Уже через четверть часа после прибытия на площадь он со своим отрядом направляется в казначейство, чтобы обеспечить его безопасность – которой угрожают не то мятежные рабочие, не то депутаты-заговорщики; он и сам не понимает.

17:30

ЗАЛ СОВЕТА, РАТУША

Нетерпеливость Флёрио и Пайяна – они все никак не могут объявить заседание Генерального совета[679] открытым – видна невооруженным глазом. В 17:30 они решают, что присутствующие 25–30 членов Совета (из 144 возможных) составляют кворум, и начинается официальная работа. Зал заседаний Совета расположен в северной половине длинной секции первого этажа, которая тянется вдоль всего западного фасада здания, выходящего на площадь. На южной половине этого помещения есть место для зрителей, но можно обойти его и по внешнему проходу: оттуда[680] публика тоже может наблюдать за тем, что творится внутри. Большого скопления людей, однако, не наблюдается.

Флёрио начинает с торжественного заявления: именно здесь было спасено отечество 10 августа 1792 года и 31 мая 1793 года и именно здесь оно будет спасено сегодня. Вписав сегодняшние события в череду народных восстаний, он зачитывает декреты Конвента, касающиеся Пайяна, Анрио и самого Флёрио, – декреты, которые, как он поясняет, эти люди с гневом отвергли.

– Отечество в опасности! И кроме нас, спасать его некому!

Сняв со стены экземпляр Декларации прав человека, Флёрио произносит:

– Когда правительство нарушает права народа, восстание является его самым священным и неотъемлемым долгом[681].

Затем Флёрио призывает всех присутствующих встать и принести клятву верности[682] Коммуне в этот чрезвычайный для нации момент.

Пайяну и Франсуа-Луи Пари, молодому писателю, представляющему секцию Пантеона (утро он провел в Ратуше, торжественно регистрируя браки[683]), поручено написать воззвание к жителям Парижа. Оно гласит:

ГРАЖДАНЕ! Отечество в опасности как никогда прежде. Негодяи ставят нам свои условия и пытаются прибрать Конвент к рукам. Они преследуют РОБЕСПЬЕРА, человека, утвердившего принцип Верховного существа и дающую утешение доктрину