Город пробужденный - Богуслав Суйковский

— Лживой клятвой, Лабиту? — тихо спросила Элиссар.

— Да. Я уступила не насилию, а собственной слабости. Ты женщина, Элиссар, ты меня поймешь.

— А… а он?

— Он не знал, что я жрица. Когда случайно узнал, начал пить. От страха! И по пьяни болтал. Верно, от него и поползли слухи. Но больше он ничего не скажет.

— Он… он мертв?

— Да, я велела его убить, — произнесла Лабиту почти спокойно, хотя голос ее дрогнул. — Но раб, исполнивший приказ, в руках Сихакара! И тот мне уже угрожал!

— Обвинение раба по закону ничего не значит!

— Но его достаточно, чтобы народ потребовал проверки чистоты жриц.

— Этого нельзя допустить!

— Боюсь, достопочтенная, что до этого дойдет! И ты дашь свидетельство!

— Ты говоришь это так спокойно! Но ведь… ведь это грозит тебе замуровыванием заживо!

Лабиту слегка побледнела, но не опустила глаз.

— Ты дашь свидетельство, достопочтенная Элиссар! — повторила она с многозначительным нажимом.

Жена вождя выпрямилась. На ее лице гнев, отвращение и изумление смешивались с жалостью. Помолчав, она спросила:

— Ты хочешь, чтобы я солгала? Чтобы я обманула народ и богов…

— Боги знают, их приговоров мы не можем постичь! — серьезно прервала ее Лабиту. — До сих пор они благословляют город!

— Ты хочешь, чтобы солгала я, чье слово уважают даже далеко за пределами страны?

Лабиту медленно кивнула головой.

— Чтобы я солгала ради… ради…

— Не стесняйся в выражениях! — почти с презрением прервала ее Лабиту. — Ради ничтожной, что нарушила обеты, поддавшись гнусной слабости! Нет, Элиссар, ради такой я бы не просила о милости! Но я нужна, чтобы поддерживать в народе волю к борьбе. Я нужна, пока длится битва! А потом… потом я сама исчезну. Скалы у мыса Камарт высоки и коварны…

Элиссар со стоном отвернулась. Эта женщина говорит правду. Она нужна. Даже незаменима! Но она совершила больше чем грех! Она совершила святотатство! Как это скрыть? Хуже, чем скрыть! Открыто солгать! Она должна солгать! Элиссар, которая еще никогда не лгала! Есть ли обстоятельства, при которых ложь допустима, не позорит? При которых она необходима? Не карают ли боги за такую ложь? Не мстят ли они на самом дорогом? На детях? О, Эшмун, бог мудрый и справедливый, даруй мне разумение в этот тягчайший час!

Игра в атриуме внезапно перешла в спор, такой громкий, что даже сквозь тяжелые завесы в коридоре слова проникали в перистиль.

Младший из мальчиков, Гамилькар, который как раз был Сципионом, плакал от бессильной злобы:

— Ты не победил! Я победил! Я поверг твоих слонов! Карт Хадашт никогда не победит Рим!

— Я — Ганнибал и побеждаю всегда! — кричал Магон.

— Погоди! Я стану жрецом Молоха! А ты будь себе вождем! Ты все равно будешь меня слушаться! А папа говорил, что на самом деле городом правят жрецы!

Элиссар содрогнулась. А если жрецы Молоха возьмут верх и разоблачат Лабиту? Значит, пока Лабиту жива и влиятельна, до тех пор и дети в безопасности! «До тех пор и город в безопасности, защищаемый жертвенным народом!» — быстро поправила она себя мысленно.

Элиссар повернулась к Лабиту, уже спокойная и полная решимости.

— Пусть будет, как ты говоришь. Когда поднимется крик и волнение, потребуй проверки чистоты всех жриц. Я не вызовусь добровольно. Но если народ потребует этого…

— Этого потребуют сами жрецы Молоха. Мне уже угрожал этим Сихакар.

— В таком случае я соглашусь!

Она хлопнула в ладоши и, отчетливо подчеркивая титулы, приказала Неере, которая тут же появилась из-за завесы:

— Проводи святейшую и пречистую жрицу до дверей с подобающим почтением!

Лабиту простилась с хозяйкой дома поклоном, лишь немного более глубоким, чем предписывал обычай.

35

Магарбал ворвался в город на рассвете. Он въехал через Тевестские ворота, а на Бирсе ему сказали, что Гасдрубал хоть и на стенах, но у главных ворот Ганнона. Пока он отыскал вождя на одной из башен, уже совсем рассвело, и видно было далеко, без всяких помех.

Отряды нумидийской конницы, кружившие по всей равнине, были видны как на ладони. Над укрытыми в оливковых рощах далекими селениями Убад, Марашон, Тубурбо поднимались тяжелые, серые клубы дыма. Через мгновение дым начал клубиться и над садами зажиточного селения Мушале, что лежало у дороги на Тунес.

— Вождь! — кричал всадник, едва переводя дух. — Римляне внезапно выступили из своего лагеря! Тунес сдался! Они идут на нас по всей ширине полуострова. Впереди конница Гулуссы.

— Вижу!

— Я сражался, пока мог, вождь! Потерял двадцать человек!

— Не нужно было сражаться. Ты должен был лишь предупредить нас о приближении римлян. А между тем беженцы из Тунеса опередили тебя! Отведи теперь своих людей на отдых!

— На отдых? Вождь, наверняка будет штурм! — вспылил оскорбленный, вечно ревностный и пылкий Магарбал.

— Ты должен отдыхать! От измотанных людей при отражении штурма нет проку. К тому же… к тому же штурма не будет! Такой город, как Карт Хадашт, не штурмуют без долгой подготовки!

Казалось, однако, что Гасдрубал ошибался. Колонны римлян надвигались по всем дорогам, а по тракту в Утику вели тяжелые машины. Задачи у римлян, должно быть, были четко распределены, ибо без всякого промедления они расставлялись напротив стен и подкатывали подвижные укрытия, из-за которых римские лучники принялись работать быстро и слаженно. Карфагеняне начали отвечать, поначалу прячась за бойницами, но вскоре, увлеченные пылом, стали высовываться, открываться, лишь бы лучше прицелиться.

Гасдрубал, наблюдая за планомерными действиями римлян, спешно перекрывавших доступ ко всем трем воротам, гневно приказывал Герастарту, командовавшему на главных стенах:

— Разошли гонцов с моим приказом: не высовываться! Щадить стрелы! Ждать!

— Это как-то слишком открыто, слишком внезапно! — Кадмос подозрительно разглядывал передвижения римских отрядов. — Не хотят ли они отвлечь наше внимание?

— От чего? — пренебрежительно прервал его Гасдрубал. — Они не могут подойти с другой стороны! Скорее, хотят нас просто напугать!

— Где рошеш шалишим Гасдрубал? — какой-то женский голос спрашивал над стенами поспешно, почти отчаянно. — Скорее! Где Гасдрубал?

— Кериза! — изумленно воскликнул Кадмос, когда девушка взбежала по широкой лестнице, предназначенной для подъема на стены котлов с кипящей водой, смолой или маслом, необходимых для отражения штурма. Но она не