Приключения Петьки Зулина - Георгий Анатольевич Никулин

— Понятно?

— Нет, — сказал Терехин в тот момент, когда даже на «Камчатке» молчали и хотели послушать что-нибудь новое.

— Ну, иди покачай, а остальные посмотрят, — сказал Дикобраз.

Терехин болтал рукой, меняя длину волн, то короткой рябью пуская веревку, то большими волнами в свой рост. Ребята смеялись.

Терехину надоело это занятие, но Дикобраз, рассказывая классу уже о другом, изредка подбадривал его:

— Ничего, покачай еще, крепче запомнится.

— Кому еще непонятно распространение звука? — спросил Дикобраз у класса.

— Понятно! — следовал дружный ответ.

— И тебе понятно?

— Понятно, — ответил Терехин. Он к этому времени догадался, что ученики смеялись не над фокусами с веревкой, а над ним самим.

— Ну, тогда хватит. Иди на место.

За добродушие и незлобивость класс полюбил Дикобраза. Он был строг к лодырям, умел их высмеять, но никогда не повышал голоса и не кричал.

В короткие перемены у Петьки и Королька всегда было много дела, но, как назло, рядом оказывалась Гинда.

— Как я вам нравлюсь, Петя? — спросила она не в первый раз.

Петька словно не расслышал вопроса и предложил Корольку:

— Давай на руках ходить.

Он сам первый показал пример и, раскрасневшись, спросил:

— Здóрово?

— Не очень, — вмешалась Гинда, — у вас, Петя, голый живот было видно.

— Ну и уходи отсюда, — озлился Королек. — Не тебя спрашивают.

— А знаете, Петя, — продолжала невозмутимо Гинда, — я хочу, чтобы вы за мной ухаживали, и вы будете моим кавалером. Держу пари!

— Ну и держи! Никогда этого не будет, — сказал Петька и с тех пор старался обходить Гинду. А Королек, возвращаясь домой, язвительно спрашивал:

— Что же, «кавалер», ты не пошел провожать Гинду?

— Погоди, вот привяжется к тебе, тогда я посмотрю, как ты будешь провожать!..

С Гиндой никто не дружил, за исключением двух девчонок, которые старались подражать ей. Они начали пудриться, перестали учить уроки и никогда не умели ответить на вопрос учителя. И когда Мартышка или Кривляка, как заслуженно прозвали их одноклассники, стояли у доски немыми истуканами, нередко в классе раздавался презрительный свист. После этого девчонки начинали заниматься и на время подтягивались, но на Гинду ничто не действовало, и она отставала от класса, хотя ежедневно бывала на занятиях.

Не зная урока, Гинда истерически всхлипывала, Дикобраз начинал ее уговаривать и обещал, что если она возьмется за книжку и будет внимательно слушать, то ей не трудно будет все запомнить.

— Это совсем простые вещи, — говорил учитель, кажется готовый повторить для нее объяснения с самого начала. В ответ на это класс протестующе гудел.

Во время письменной работы, когда Королек сосредоточенно пыхтел, вычисляя температуру смешанных жидкостей, а Петька украдкой заглядывал через его плечо, — Гинда продолжала разговаривать вслух.

— Дмитрий Михайлович, чего она тут трещит! — взмолился Королек.

Головы всех поднялись от парт, и класс притих, с любопытством выжидая, как поступит Дикобраз, обещавший за разговоры выставлять Гинду за дверь.

Но то ли он забыл о своем обещании, то ли этот поступок требовал другого наказания, и Дикобраз сказал Гинде:

— Поспешинская, мне, кажется, придется вызвать ваших родителей.

— Ах, вы позволяете какому-то мальчишке так обращаться со мной! — вспылила Гинда. Она вскочила, скомкала листок с условиями задачи и, бросив бумагу в сторону учителя, выбежала из класса.

— Прошу спокойствия, — сказал Дикобраз зашумевшему классу и вышел в учительскую, где ходил до конца урока из угла в угол.

Класс горячо обсуждал поведение Гинды. Все орали разом и до звонка не пришли ни к какому решению.

В этот день Гинда в школе больше не показывалась. Кривляка собрала ее тетрадки и отнесла их домой.

— Ничего, у меня есть свой план, — подмигнул Петька Корольку.

На другой день Гинда пришла в школу как ни в чем не бывало.

Урок Дикобраза начался в полном молчании. Учитель сосредоточенно перелистывал журнал.

— Поспешинская, к доске!

— Я не буду отвечать урока, — сказала Гинда и демонстративно села.

Учитель, волнуясь и глядя в противоположную сторону, проговорил:

— Я хотел бы знать мнение класса по поводу поведения ученицы Поспешинской.

— Ах! — слабо вскрикнула Гинда и, изогнувшись на спинке парты, «упала в обморок».

Мартышка и Кривляка кинулись обмахивать ее тетрадками, в классе поднялась суматоха, кто-то свистел, топал ногами.

— Ломается! — громко крикнула светловолосая Люся Веселова.

— Воды! — пропищала Гинда «умирающим» голосом и «пришла» в себя.

Моргая и вздрагивая, Гинда отпросилась домой. Она ушла, но урок был сорван. Учитель вяло рассказывал что-то новое, а в классе перешептывались, осуждая Гинду. Исключение ее всем казалось теперь несомненным, и неясно было только, почему Дикобраз с нею миндальничает. Неужели он серьезно думает, что она больна?

По вызову заведующего, приходила мать Гинды — толстая разряженная дама с тяжелыми серьгами в ушах.

Заведующий объяснился с ней в перемену при Гинде, Дикобразе и представителе учкома. Гинда комкала у глаз мокрый от слез платок, а мамаша стонущим голосом говорила:

— Ай, вы простите ее. Это такой нервный ребенок, просто ужас! Она больна: у ней «смара». Я рада озолотить доктора, который вылечит девочку.

Дикобраз простил, но «нервный ребенок» после этого стал не лучше, и Петька, когда дело касалось его, не раз обещал:

— Ну погоди, «смара»!

Он припомнил, что «гуленька» тоже считал себя больным смарой, и мог объяснить классу, как там толковали, что смара — это горечь ушедшего, грусть настоящего и неизвестность будущего — «болезнь» итальянского происхождения, прилипающая к белоэмигрантам и спекулянтам. Гинде казалось, что ее обморок произвел нужное впечатление.

Она появлялась в классе розовая и веселая и как будто стала лучше заниматься по другим предметам. Но стоило Дикобразу вызвать ее к доске, как история повторилась.

— Вы ко мне придираетесь! — крикнула Гинда, вскакивая с места.

Она выбежала из класса и хлопнулась в «обморок» в проходной комнате перед выходом на улицу.

Не успел пошевелиться Дикобраз, никто не успел еще сказать слова, как Петька и Королек выскочили следом за Гиндой.

Подхватив с полу «бесчувственное» тело Гинды, они быстро вынесли ее на крыльцо, и не успела Гинда решить, выйти ей из «обморока» или нет, как они бросили ее в рыхлый сугроб.

Это произошло так быстро, что учитель, выйдя из класса, увидел уже входящих с улицы Петьку и Королька.

— Где Поспешинская? — спросил он и застыл от удивления: входная дверь вновь отворилась, и на пороге перед изумленными учениками показалась Гинда, как белое привидение, вся облепленная снегом.

Напуганный Дикобраз загнал всех троих в учительскую. Там Гинда плакала, кусая платок от злости, а Петька говорил, оправдывая себя и Королька:

— Не беспокойтесь, Дмитрий Михайлович, она вылечилась от обмороков на всю жизнь.

Петькин метод лечения стал известен